За спиной слышался шорох и удары подошв о выступы породы: Куарэ не отвязался. Говорить не станет, но и не уйдет – и я хотела думать, что это немой контракт. Он будет молчать, я уверена. Не знаю, почему так. И если я повторю, как заклинание, эту мысль еще несколько раз, все станет былью, как в детстве. Если долго терпеть боль, шепча просьбу, то придет медсестра, хоть ты ее и не вызывала. Иногда спасение приходило так нескоро, что казалось простым совпадением, но вера в повтор, вера в силу простого цикла слов оставалась незыблема.
«Этим утром мне хорошо мечтается».
* * *
Мы остановились недалеко от Гротескного Шпиля. Я видела, как Куарэ заглядывает в просветы между скалами, пытаясь получше его рассмотреть. Он молчал и шел за мной, позволял молчать мне, и это стоило благодарности.
Вера Стоук-Хантинг, Ангел, Который Умер. Она оставила после себя тысячи отчетов, новый шифр классификатора СПС и вот это – блестящую иглу, растущую из скопления сине-серых друз. Сорок две тысячи двести шестнадцать миллиметров впивающейся в небо загадки. Объем Шпиля колебался по некой сложной системе, а его химический состав – вполне земной и понятный – не имел ничего общего с физическими свойствами.
Куарэ рассматривал зеркальную поверхность Шпиля и видел загадку даже без отчетов, даже без пламени в моей памяти.
«…Этот огонь был ненормальным, неправильным. Он пожирал микрокосм изнутри, и нити синего, такие хлесткие, такие пронзительно-звенящие – корчились, дрожали и прекращали быть. Огонь проходил сквозь меня.
Это была не моя болезнь, но я много знала о такой игре цвета, света и мрака.
Ангел, бывший Верой, уходил прочь, беременный собственной смертью…»
Порой мне кажется, что проводнику Соне Витглиц не поверили. Десятки раз опрашивали, но так и не поверили, потому что Вера Стоук-Хантинг официально записана в мой мартиролог. Потому что никто и никогда толком не изучал Гротескный Шпиль – единственное в своем роде надгробие сверхчеловека.
– Голова болит, – вдруг услышала я.
Удивительно, подумала я, опуская камеру: мне совсем не противно. Я не разочарована тем, что Куарэ нарушил контракт. Только рада ли я этому?
Это вряд ли.
– Хотите чаю?
Камни около Шпиля были теплые, здесь всегда туман, всегда влажный, оливковый запах медленно испаряющегося болота. Нет радиации, нет геотермальной активности, нет разогревающих породу химических реакций – просто Шпиль и теплые камни в радиусе тысячи трехсот миллиметров. По-моему, это удобно. Если не смущает собственное отражение в Шпиле, растянутое почти по всей сорокаметровой высоте.