С Афанасьевым у него был уговор: если через две недели Игорь принесет дневник с четверками и пятерками, то учитель возьмет мальчика с собой в городской клуб летчиков, где будет читать доклад о полководческом искусстве Сталина.
Учитель внимательно перелистал дневник.
— Хорошо! Послезавтра в пять часов вечера зайдите за мной в кабинет истории, и мы отправимся в клуб.
— Есть зайти за вами!
Игорь пошел в класс, крепко прижимая к груди дневник. «Отогревается мальчонка», — посмотрел ему вслед Сергей Иванович.
После уроков и лекции на заводе Сергей Иванович поехал к Балашовым. Отец Бориса, заведующий здравотделом, известный в городе хирург, в школу ни разу не приходил и отговаривался занятостью даже тогда, когда его вызывал родительский комитет. «Идти к нему на дом или настоять, чтобы он все же явился в школу?» Самолюбие говорило: «Не ходи», а долг требовал пойти.
Дверь открыла домработница. Узнав, что это учитель, крикнула нараспев:
— Валерия Семеновна, Боричкин учитель до нас…
Навстречу Сергею Ивановичу вышла женщина лет сорока с белым, холеным, когда-то, наверно, даже красивым, а сейчас очень раскрашенным лицом.
На ней было свободное домашнее платье с широкими рукавами.
— Очень рады, очень рады, — наигранным голосом произнесла она и пригласила Кремлева в комнату.
Это, очевидно, была столовая, но с таким невероятным нагромождением вещей, что трудно было разобраться, каково их назначение. Половину комнаты занимал огромный буфет, один за другим стояли два сундука, тумбочка загораживала дверь в соседнюю комнату. На стенах висели в массивных рамах натюрморты — битая дичь и зайцы.
— Прошу вас, присаживайтесь, — предложила Балашова после того, как они познакомились, и выжидательно посмотрела на Кремлева подрисованными глазами.
— Я хотел бы подробнее узнать у вас о том, как ведет себя Борис в семье, — сказал учитель, когда они сели.
Мать, видно, ожидала навета на своего мальчика, приготовилась к отпору, но, услышав о таком естественном желании учителя, сразу переменила тон и начала сама жаловаться на сына. Говорила она быстро и как-то обиженно, словно ища сочувствия у Кремлева:
— Я готова ему жизнь отдать, а он не ценит… Три костюма ему сделала… Ведь молодым человеком становится… Надо… Так, думаете, он благодарен?
Она вдруг спохватилась, не слишком ли откровенно говорит с малознакомым человеком, и, желая сгладить, может быть, неблагоприятное для ее сына впечатление, добавила:
— А мальчик он умный, все читает, читает до трех часов ночи.
— Так поздно?
— Он в воскресенье до полдня спит, — словно успокаивая, сообщила мать.