Костя был бригадиром и считал своим долгом «поднимать рабочий дух», хотя в этом не было ровно никакой надобности.
— Tres bien[2] — с шутливой важностью ответил Виктор, рукавом стирая пот со лба, — а насколько успешно вгрызается в землю наш гроссмейстер?
Гроссмейстером звали в школе шахматиста Сему.
Янович только что выкопал ямку и засеменил дальше. Услышав вопрос Виктора, он остановился, крикнул ломким голосом;
— Это легче, чем заучивать французские слова!
Балашова здесь не было. Он притворился больным.
Сергей Иванович, видя, что его класс кончает работу, сказал, как о деле, само собой разумеющемся:
— Нам придется еще задержаться, выполнить норму заболевшего Балашова.
Ребята помялись. Все знали, что Балашов ничем не болен.
— Ну, что же, братцы, — первым сказал Костя, — попотеем за бедного болящего Боричку…
…На следующий день в перемену Борис подошел в зале к Сергею Ивановичу.
— Извините за беспокойство, — начал он. Кремлев смотрел выжидающе. — Я убежденный противник благотворительности и сегодня после уроков сам сделаю свою часть работы в саду, не потому, что вы меня перевоспитали, а просто мне это самому надо… чтобы не одолжаться.
Балашов спокойно выдержал взгляд учителя и пошел дальше.
«Ну, что же, — решил Сергей Иванович, — если можно сыграть на твоем самолюбии, мы сыграем на нем».
Кремлев направился в учительскую.
«Коллективу ты подчинишься, — продолжал он думать, — или будет худо тебе же самому. А для меня важнее всех „побед“ над тобой то, что в девятом классе „А“ появились первые ростки заботы обо всей школе, что Костя после уроков забегает в седьмой „Б“ посмотреть, убрали ли там, расспросить, как прошли уроки, а Виктор помогает Серафиме Михайловне. Это поважнее развенчания твоих фокусов…»
* * *
После первых безуспешных столкновений с классным руководителем Балашов решил избрать иную форму сопротивления — оскорбительное безразличие ко всему, что делалось в классе. Но Сергей Иванович и здесь разглядел за внешней, кажущейся пассивностью — страстное мальчишеское желание «не поддаться», не потерять своей «независимости», «перебороть».
Пришлось сначала отколоть от Балашова последних его «соратников», превратить Бориса в одиночку, чтобы впоследствии присоединить его к коллективу. Сергей Иванович был убежден, что «педагогические взрывы» вовсе не обязательны для обуздания строптивых. В характере может происходить просто количественное накопление, приводящее к новому качеству.
Кремлев делал вид, что Борис Балашов для него безразличен, и хотя не говорил об этом, но Борис должен был думать, и действительно думал: «Он считает меня пустым человеком, ждал большего и полагает, что ошибся».