Рязанов сидит с поднятой рюмкой, в другой руке у него дымящаяся сигарета. Он что-то строго говорит Тоне, но речь его бессвязна, и девушка смеется.
Мы с Ольгой танцуем. Старое, почти полувековой давности танго. Нежная, щемяще-печальная мелодия.
Из-за плеча Ольги я вижу, как оплывают свечи.
Утром я долго смотрю на припорошенные снегом хвойные лапы. Это качание ветвей за окном кажется мне продолжением сна или напоминанием о какой-то виденной еще в детстве картине.
В большой комнате за прибранным столом собралась вся компания. На столе самовар. Чай уже заварен. Саша режет лимон.
— Я заснул, — рассказывает Рязанов, — выпил какого-то терпкого вина и стал впадать в дремоту… Андрей! Говорят, ты общался с корабелом?
— Да.
— Что он сказал?
— Сначала он спрашивал тебя. Потом заявил, что может построить для нас корабль.
— Очень он был пьян?
— Не знаю. Стоять по крайней мере не мог.
— Это Карцев, — говорит Саша. — У него дача рядом.
Рязанов с гримасой на лице смотрит, как Саша пьет чай из блюдца.
— Слушай, ты никогда не опохмеляешься?
— Нет.
— И правильно делаешь. Это грань, которая отделяет тебя от алкоголика.
— Немногое же меня отделяет.
— Нет, точно. Начнешь опохмеляться, пиши — пропало.
— А может, я все-таки алкоголик и просто вожу вас за нос?
— Ну, кто со мной? — Рязанов наливает себе вина, поднимает рюмку. — Всех благ вам в Новом году! — Он резко встает. — Я лечу в город. Мне надо делать визиты.
Ольга выходит из-за стола. Она в свитере, в короткой серой юбке и черных шерстяных чулках.
— Вера, пошли кататься. И ты Андрей. И все, кто хочет. Одевайтесь.
Так начинается первый день Нового года. Он еще впереди этот день, но я чувствую, как сжимается время. Праздники прошли, кончается и мой короткий отпуск.
Ольга бежит по заснеженной улице, толкая перед собой финские сани. Мелькают ноги в черных чулках.
Саша растапливает самовар еловыми шишками. Дым весело летит из трубы.
На крыльцо выбегает девушка в белом свитере.
Птица тяжело срывается с ветки, рассыпав за собой снежную пыль.
Высокое небо, чистый снег, дачный домик под кронами елей, свежая зелень леса, визг санных полозьев, сизый самоварный дым… Я так пристально вглядываюсь во все это, словно хочу навсегда сохранить в памяти картины зимнего дачного быта.
Мы прощаемся холодным ветреным днем. С галереи аэровокзала видно, как чадят взлетающие самолеты. Хор турбин заглушает наши голоса.
В этот мой неожиданный приезд мы ни разу не заговорили о себе, будто еще раньше заключили соглашение молчать. Да и знали уже: ничего после наших разговоров не остается, кроме горечи. Мне казалось, молчание дается Ольге легко, но, проснувшись сегодня, я почувствовал на плече горячую влагу. Лицо Ольги было мокрым от слез.