В отношениях Шарского с прелестной еврейкой ничто не изменилось, только когда он в первый раз пришел с Лоточка, ее приветствие прозвучало живее, глаза то и дело заглядывали в его зрачки, возможно, ища в них искру радости, но Станислав держался замкнуто и приступил к ежедневному уроку почти холодно.
Сара покраснела, увидав в его руке часики, свой подарок, а когда он хотел поблагодарить, повернулась и убежала.
Шарский приходил каждый день, однако они ни разу не поговорили более открыто, доверительно, сердечно — беседовали их глаза — ее слегка задорный взгляд, и его — спокойный, а иногда и умиленный.
В первые дни Стась после урока несколько раз, по рассеянности, направлялся в свою прежнюю комнату на чердаке — однажды он даже отпер дверь, в которой торчал ключ, и вошел внутрь.
В каморке все было по-прежнему, мебель не вынесли и даже не переставили, только лежавшие на столе книги были свидетельством того, что кто-то сюда приходил размышлять, читать, а возможно, и тосковать. Стась не поленился взглянуть и нашел там томик своих стихов, раскрытый на «Прощании с детством», «Диван» и песни Гете, и роман Жан-Поля.
Его удивил этот странный выбор книг, в которых бы и слова не сумел понять человек, чья душа не была прежде озарена более ярким лучом света. Наслаждаться ими, оценить их мог лишь тот, кто уже давно жил в волшебном мире поэзии. Кто ее туда ввел? Или она вошла сама, прямо от нянюшкиных сказок взлетев к высочайшей поэзии и удивительнейшим грезам, какие когда-либо создавались людьми? Долго стоял Стась в задумчивости над книгами, над этим рабочим столом, воображение его разыгралось, слишком уж живо рисуя Сару и даже возможность встречи с нею в этом уединенном уголке, дышавшем молодыми надеждами, — и он убежал, не оглядываясь, не посмотрев даже на кувшин, который стоял у двери полупустой, — быть может, на память о нем оставленный в том углу, где Станислав столько раз подносил его к жаждущим устам… Он убежал, но в мыслях его остался образ Сары, склонившейся над книгою в чердачной каморке, на крыльях фантазии летящей вдогонку за призраками, не видимыми глазам тех, кто ее окружает, — и она снилась ему, хотя он отгонял прочь ее образ, пленивший его воображение и сердце.
На другой день Сара, здороваясь с ним, покраснела, словно знала, что он заглянул в ее жизнь и угадал ее тайну, но опять они ни о чем таком не говорили. Выйдя из дома, Стась оглянулся и увидел ее в окне — подперев рукою подбородок, она, нисколько не прячась, следила за ним взглядом долго-долго, пока он не скрылся из ее глаз. Сотню раз, притягиваемый силою этого взгляда, порывался он вернуться, останавливался, колебался, голова кружилась, сердце билось как сумасшедшее, однако суровый голос долга неумолимо заставлял его идти вперед.