В древности, когда средства сообщения были неразвиты и возможности передвижения весьма ограниченны, люди обычно проводили жизнь, никогда не покидая своего родного городка или, по крайней мере, не очень далеко выезжая за пределы своей малой родины. Если же человек время от времени отправлялся в путешествие, то вынужден был встречаться с новыми людьми, узнавать новые языки и обычаи, которые были абсолютно неизвестны, а потому пугали.
Естественно, человек тем сильнее тяготел к своему родному городку, поскольку это было нечто знакомое, с чем себя можно было легко идентифицировать.
В частности, в Греции каждый большой или маленький город имел свои собственные основания для гордости и обладал четкой самоидентификацией. Людей называли в соответствии с их родным городом, так что мы до сих пор говорим о Солоне Афинском, Пифагоре Самосском, Демокрите Абдерском и т. д.
Даже святой Павел, сознавая себя римским офицером, гордился принадлежностью к городу, в котором родился: «Но сказал Павел: «Я — человек, еврей из Тарсуса, города в Киликии, который славен всем» (Деяния, 21:39).
Первыми греками, которые подозревали о существовании человечества и за пределами конкретного города-государства, были философы. Сократ Афинский (см.: Сократическая ирония), когда примерно в 410 г. до н. э. его спросили, к какой стране он принадлежит, якобы сказал: «Я не принадлежу ни Афинам, ни даже Греции, я — человек мира».
Полвека спустя тот же вопрос был, как говорят, задан Диогену Синопскому (см.: Циник). Он также ответил: «Я — гражданин мира». На греческом гражданин мира — это kosmopolit.
На какое-то время идея космополитизма была подхвачена Александром Великим, который попытался создать империю, в которой были бы стерты границы между странами и народами. Но он умер молодым, его империя развалилась, а вместе с ней — и шанс на мировое гражданство. Мы до сих пор используем это слово, когда говорим о человеке, который в любой стране чувствует себя как дома.[31]
Когда небольшая страна делится на дюжину еще более мелких городов-государств, вряд ли хоть одно из них станет по-настоящему процветающим. Ведь территория этого государства очень мала, равно как и численность населения.
Если же, с другой стороны, мы взглянем на любое объединенное государство, то можем легко увидеть внешние признаки богатства. Отдельные люди могут быть так же бедны, как и жители малых стран, но налоги с них собирает единый централизованный орган. Монарх, собирая понемногу с населения, которое в сотни раз больше, чем в городе-государстве, в конечном итоге получает в сотни раз больше, чем монарх страны-«невелички». В результате правитель крупного государства кажется гораздо более богатым и могущественным, чем правитель малого государства. Простой же народ и там, и тут одинаково беден. Более того, богатство большого государства сконцентрировано в столице, а точнее — при царском или королевском дворе, и может производить очень сильное впечатление.