От этих четко произнесенных слов у нее по всему телу пробежали мурашки. Рослин замерла. Но уже через мгновение, почти не дыша, с чуть не выскакивающим из груди сердцем развела колени. Одна рука осталась при этом лежать неподвижно на золотисто-каштановых кудряшках, другая еще выше подняла подол ее ночной рубашки так, что шелк больше не отделял ее груди от его возбуждающих пальцев.
— Шире, Рослин…
Дыхание совсем перехватило. Но выполнить приказ она постаралась на этот раз полностью. Двигая ногами, она постепенно заползла на подогнутые колени Энтони, остановившись лишь тогда, когда уперлась в его бедра и живот. Но ему оказалось недостаточно и этого, и он раздвинул ее ноги своими еще шире. Затем ладонь его быстро скользнула вниз, и Рослин ощутила, как его палец вошел внутрь ее.
Верхняя часть ее тела сама собой резко изогнулась. Из груди вырвался глубокий стон. Руки поднялись над головой. Пальцы лихорадочно уцепились за обшлага его халата. Она задышала тяжело и протяжно, и каждый вздох вызывал вспышку пламени страсти в Энтони. Как ему при этом удается сохранить относительное спокойствие, он и сам не понимал. То, что долго сдерживаться ему не удастся, было очевидно.
— Нет, как видишь, большой разницы, не так ли? — задал он вопрос, достаточно, по его расчетам, жестокий, чтобы возродить угасший в нем гнев. — Здесь. На полу. На кровати. Все равно. Так?
Она прекрасно поняла, что он имеет в виду. Но в ответ смогла лишь отрицательно покачать головой.
— В данный момент, — продолжал Энтони, — я могу заставить тебя отказаться от всех твоих дурацких условий. Ты и сама это прекрасно знаешь. Правильно? — На этот раз ответом было только нечто похожее на жалобное хныканье. — Но я не сделаю этого. Мне хочется, чтобы ты поняла, что означает твой выбор.
Но Рослин уже не могла до конца воспринимать смысл этих, да и любых других слов. Огонь страсти, разожженный мужем, поглощал все мысли и чувства. Не прошли бесследно сладостные минуты и для самого Энтони. Волевые усилия, которыми он сдерживал себя, были на пределе возможностей. Плоть требовала действия. Без какого-либо предупреждения он немного отодвинул ее вперед, слегка приподнял и, заняв нужную позу, резко опустил опять вниз. Она тихонько вскрикнула, инстинктивно ища его руками, и, наконец, обняла за голову. И хрипловатый полустон-полукрик, и движение рук действовали как живительный бальзам. Теперь вся верхняя часть ее тела лежала у него на груди. Он не шевелился, стараясь ощутить каждый дюйм ее бархатной кожи.
Энтони позволил ей и себе этот краткий миг удовольствия, прежде чем напомнить о ее проклятом условии. О, с каким наслаждением он покрыл бы сейчас Рослин поцелуями, показал бы, каким нежным может быть страстно любящий мужчина. Но нет. О Сегодняшнем свидании она должна вспоминать не с удовольствием, а с раздражением. Ей необходимо понять, что означает требовать от мужа только зачатия ребенка, отказывая в любви.