Холмс заранее вытолкнул вперед нашего нового помощника. Сбиваясь и запинаясь от смущения, тот представил миссис Пристли «джентльменов из Лондона, которые хотят задать Дженни пару вопросов». Экономка насупилась, мигом утратив все добродушие, и решительно загородила собой дверь. «Ходят и ходят, – забормотала она, глядя мимо нас. – Не дают покоя бедняжке Дженни! Она уж и так натерпелась – не приведи Господь! Круглой сиротой осталась, а они все ходят и спрашивают, а Дженни всё хуже и хуже, её бы к доктору, а они…»
Тут наш помощник проявил неожиданную сообразительность, к месту ввернув: «Этот джентльмен – как раз доктор и есть!» Миссис Пристли глянула на меня с явным подозрением, но, как мне показалось, и с надеждой.
Я приподнял шляпу:
– Доктор Ватсон, к вашим услугам.
– Вы осмотрите бедное дитя? – экономка сменила гнев на милость.
– Ну разумеется!
– Присаживайтесь к столу. Я приведу Дженни.
Она скрылась в доме, а мы расположились за дощатым столом под яблонями. Сперва миссис Пристли вынесла нам три запотевшие кружки домашнего сидра – на него явно пошли прошлогодние яблоки с веток, нависавших над нашими головами – и лишь затем вывела в сад девочку.
На первый взгляд в ней не было ничего особенного: ребенок лет семи в скромном голубом платье и красных туфельках, сбитых на носках. Русые волосы аккуратно уложены заботливыми руками миссис Пристли. Дженни избегала смотреть на нас, и я ее понимал: племянница Лиггинсов еще не оправилась после тяжелейшего потрясения, а тут – незнакомцы. Как метко выразилась вдова: «Не дают покоя бедняжке…»
– Дженни, не бойся этих джентльменов, – ворковала тем временем миссис Пристли над своей питомицей. – Это доктор, он тебе обязательно поможет! Ты ведь хочешь быть здоровой, правда? Только доктору надо сначала тебя осмотреть. Не бойся, это не больно…
– Не надо! – вскинула голову Дженни. – Не надо на меня смотреть.
– Почему?
– Я не хочу! Я не больная.
– А чего же ты хочешь, Дженни? – жестом я остановил миссис Пристли, уже готовую вмешаться, и, присев на корточки, заглянул девочке в лицо.
– Я хочу домой, – едва слышно прошептала она.
– Домой? Мне очень жаль, но дом Лиггинсов разрушен.
– Я не хочу туда. Я хочу домой.
– В тот дом, где ты жила с папой и мамой?
– Нет. Туда нельзя.
– Но куда же ты хочешь? Где твой дом?
Девочка молчала. Я заметил, что уголок ее рта аритмично подергивается – несомненный признак пережитого нервного потрясения. На лице Дженни застыло странное выражение – казалось, малютка никак не могла решить: улыбнуться ей или разрыдаться. Увы, я слабо разбираюсь в нервных расстройствах, особенно у детей. Но кое-что все же было в моих силах.