В одно из воскресений Новожилова много часов провела в изрядно поврежденной Дрезденской галерее. Глядя на «Сад нимф», зал гобеленов, «Сикстинскую мадонну» Рафаэля, подлинники Боттичелли, Тициана, Рубенса, Ван-Дейка, Новожилова думала: «Какое счастье, что мы спасли все это».
Лиля вышла из галереи и медленно пошла проспектом Тельмана.
Спали в колясках разрумяненные морозцем, будто упакованные в белоснежные коконы младенцы. Афиши объявляли о выступлении Дрезденского оркестра и певицы Элизабет Райке.
Слышался смех детворы, раскатавшей скользанки. Остановила возле себя трехтонку «хорх» регулировщица — плотно сбитая, в грубых сапогах, белом, почти до щиколоток, плаще, на плечах которого лежали ее льняные волосы.
На стене здания висел кумач с надписью: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!»
На перекрестке Улиц меланхолично крутил блестящую ручку одноглазый шарманщик с попугаем на черном ящике.
Мимо прошли два офицера в серо-зеленых шинелях, фуражках с высокими тульями; и сердце Новожиловой, ошибившись, гулко упало с высоты.
На вывеске пивнушки «Якорь» лысый пастор поднимал над головой пенящуюся кружку. У дверей танцбара с фотографий глядели пляшущие девы. На площади Альтмарк возвышались Крейц-кирка и восстанавливаемый театр, а на берегу Эльбы — дворец Августа Сильного. О них Лиля знала по книгам, а теперь все это видела собственными глазами. Конные статуи курфюрстов… Геракл на доме магистратуры…
Она пошла к центру. Уличная лотерея предлагала за 25 пфеннигов выиграть автомобиль.
Здесь шла своя жизнь, были свои заботы и радости.
В книжном магазине Новожилова вдруг увидела… Людвига Хадермана, того капитана, что опекал ее в ростовской столовой интендантов. Тогда этот Людвиг казался ей глубоким стариком, а ему сейчас было, видимо, не более шестидесяти пяти. Разве что еще больше прежнего стал походить на провинциального нотариуса диккенсовских времен в своей допотопной шапке с козырьком и длиннополом черном пальто с каракулевым, побитым молью воротником.
— Людвиг! — воскликнула Лиля неожиданно для себя. — Это вы?
Хадерман долго вглядывался в лицо молодой женщины, и наконец в памяти его что-то сдвинулось, он радостно закричал:
— О-о-о! Микки из Ростова!
Лицо его разгладилось, морщины поползли к ушам.
— Микки! Какая радость! Я о тебе часто думал. С каким достоинством и как бесстрашно ты держала себя тогда. Да что же это я, познакомься, мой племянник Рольф.
Только теперь Новожилова обратила внимание на молодого мужчину с глазами стального цвета, стоявшего рядом с Хадерманом. У «викинга», как сразу же окрестила его Лиля, — высокий лоб, правильные черты лица. Он, вероятно, был лет на пять моложе Лили. Узнав, по какому поводу приехала Лиля в ГДР, Людвиг расчувствовался еще больше: