— Он величайший из воинов! — громче всех кричал Марат. — Как Святой Георгий! Он победил дракона-отступника!
Великий воин без труда взобрался на пирс, отстранив протянутую ему руку.
— Они меня наняли. Получу оплату и уйду.
— Это Декану решать, кто отсюда уйдет, а кто нет, — проворчал чешуйчатый в серой одежде. Он подал знак кому-то из толпы, и те спрыгнули на плот, спеша закрепить его принесенными откуда-то ржавыми цепями. — Но знай, — продолжал младший сержант, — ты спас наших детей и женщин, а значит, дорогой гость в селении.
— Про самогубца еще забыл, — буркнул Леха.
— Я уже послал сообщить о вас Декану, — не слушая его, продолжал Тарасов. — А пока что, может быть, желаешь распорядиться добычей?
— Кусок шкуры возьму себе, остальное меняю на ружье, а лучше — автомат, и, — Леха вспомнил зубастые челюсти, — патроны, не меньше 50 штук.
Младший сержант покачал головой.
— Это Декану решать.
В толпе на берегу послышался уважительный возглас:
— Аспирант!
Чешуйчатые почтительно расступились, пропуская вперед немолодого самца, настолько проникнутого сознанием собственной важности, что страж, не задумываясь, назвал бы его человеком.
— Третий Аспирант Ильясов! — гордо назвался тот.
— Лешага, — ответил ученик Старого Бирюка, внезапно чувствуя странную неловкость от того, что стоит перед этим уважаемым субъектом в нелепой рванине.
— Вас желает видеть сам Декан! — патетически с проникновенным чувством почтения в голосе сообщил Аспирант, — Шестой декан из династии Сейфутдиновых.
Лешага оглянулся на героя-самогубца и Зарину. На берег выкатывали тушу, и, ткнув в нее Марату, чтобы приглядывал, он отправился вслед за неведомым Аспирантом.
— Говорят, вы убили живоглота голыми руками, — не то спрашивая, не то утверждая, поинтересовался тот, когда они уже шли по тропе между холмами.
— Ножом убил, — безучастно уточнил Леха. — Мне спешить надо, тушу хочу поменять. Оплату получу и пойду.
Аспирант сделал вид, что не слышит слов об оплате. Стража это начало раздражать.
— Вы наш гость, — сообщил проводник. — И ваша победа, и прибытие наших сородичей — большой праздник для нас. С Того Дня вы первый гладкокожий, пришедший сюда без злого умысла.
— А с умыслом часто приходят?
— Приходят, — Ильясов ткнул себя в плечо. — Здесь пуля до сих пор сидит. Я тогда еще молодым был, но уже старостой группы. Раздольников отваживали, много наших полегло.
— Ясно, — кивнул драконоборец. За свою недлинную жизнь ему не раз приходилось биться насмерть с этим отребьем человеческой породы, и потому он вдруг почувствовал странное родство с подраненным страшилищем.