- Чудно как! Я думал - судить нас будут. -
- Уже осудили...
Русский бог задумался крепко. Погода была сырой и скверной. Отсалютовав кандальным лязгом кронверкскому валу, мимо которого шли, подивились на возникшие здесь два столба с перекладиной -не сразу и сообразили, что это такое. Да и кто из них в своей молодой и беспечной жизни мог видеть виселицу, если казней в Петербурге не было с 1764 года, когда на Сытном рынке обезглавили подпоручика Мировича, пытавшегося освободить из Шлиссельбургской крепости царевича Иоанна Антоновича?
После столбов с перекладиной полосатая колонна поникло топтала казенную крепостную пыль. С пылью отлетали гаснущие французские полушепоты - предмет требовал тяжких русских рассуждений.
- Немец виселицу строил, у нас этого не умеют.
- А палач? Палач - кто?..
- Тоже не из русских. Говорят, чухну какую-то выписали.
- Так хоть опытного нашли?
- Какое там! Плохонький, говорят.
- Да кто говорит-то?
- Кто, кто... Унтер шепнул: плохонький...
-Тогда худо.
Шли они: «Уж так худо на Руси, что и боже упаси...» Рюриковичи, Гедиминовичи, блестящие русские фамилии гремели кандальным железом, удрученные непониманием своей судьбы. И царь удручен был. Игрался с собакой, в Царском своем Селе, каковое всем нам - отечество. Платок бросал в пруд, а собака его доставала. Уж не тот ли, которого потом обыскались?..
Виселица ждала пятерых. Полковник Вятского полка Пестель - из тех, кои отдельно сочтены были, надеялся и верил: военных вешать не станут. Николай-то не чужд офицерской чести - велит расстрелять. Сейчас же и будет это. Страх, как дурно, что это все-таки будет. Именно здесь. Так пыльно вокруг, нечисто, гадостно... Увидев виселицу совсем близко, полковник Пестель ослабел ногами. Цепей не поднять. На позициях батареи Раевского ядра, как утки, свистели над головами - ничего. А под Малоярославцем? А перед тем, а после? Дрогнул ли хоть раз? Так ужель не заслужили мы лучшей смерти?
К таким мыслям слабел бывший полковник, отдельно к пятерым злодеям сочтенный. Господь и не сощурился в его сторону. «Декорация сие, декорация...» -мягко пришептывал присланный во спасение заблудших душ хитрый поп Мысловский. Ах, каналья! Ведь полковник Пестель - католик. Все на этом свете декорация.
Палач Козлов был одет в красную рубаху без опояски. На голове кожаный треух, хотя июль на дворе. Форма-с, никак нельзя без формы в таком деле. Подручный Карелин походил на пойманного в курятнике хорька и был в чем-то сером - тоже форма?.. От обоих разило луком и потом. Чухонским, разумеется, потом. Намокшие от росы веревки смазывали салом. Это надо было делать с вечера, а теперь сало приставало плохо. За куртинами кронверка выли собаки. Так уж положено, чтобы они выли.