В чести и бесчестии (Гончаров) - страница 4

Секретарь ЦК РКП(б) Преображенский что-то, видимо, знал о закулисных играх Феликса не то с польскими клерикалами, не то с дефензивой, а это означало, что Сталин знал больше. В конце января 1924-го, когда на заседании похоронной комиссии вершилась смертельная схватка соратников за право называться продолжателем дела почившего в Горках вождя, хотя формально это считалось внутрипартийной дискуссией на тему хоронить или бальзамировать нетленное тело революции, ФЭД, яростно холодея от бестактных намеков, не выдержал и закричал, как истеричная институтка: «Я вас ненавижу, Преображенский! Я вас ненавижу!» После чего упал на пол и забился в припадке. «До чего довели Феликса Эдмундовича», - укоризненно молвил Сталин. Жить ФЭДу оставалось немногим более двух лет. Но за это время он превратил госбезопасность в такую карательную структуру, что дрогнул даже Наркомат юстиции. Председатель Верховного трибунала Николай Крыленко обратился в Политбюро с отчаянным заявлением: «ВЧК стала страшна беспощадностью своих репрессий и полной непроницаемостью для партийного взгляда. Чекисты не передают в суд дела арестованных, а выносят приговоры внесудебным порядком - через особое совещание и так называемые «судебные тройки». Предлагаю строго и жестко ограничить права ГПУ на внесудебный разбор дела, а следствие поставить под контроль прокуратуры».

Дзержинский не только отверг требования Крыленко, но публично растоптал его самого: «Ведомство госбезопасности не правосудие осуществляет, а уничтожает политических врагов. Практика и теория Наркомата юстиции не имеет ничего общего с государством диктатуры пролетариата, а представляет собой либеральную жвачку буржуазного лицемерия. Во главе прокуратуры должны стоять борцы за победу революции, а не люди статей и параграфов. Я уверен, что юстиция растлевает революцию!..»

ФЭД без колебаний расстрелял бы Крыленко, но вот как-то не случилось. Спустя 14 лет это сделал за него «кровавый карлик» Ежов. Еще через год с небольшим расстреляли самого Ежова. Чуть позже - Бабеля, хотя нарком внутренних дел весьма либерально смотрел на его роман со своей женой Евгенией, параллельно изменявшей им обоим еще и с Шолоховым. Потом все-таки отравил. Вообще, все трое исчезли из жизни почти одновременно, и каждый из них прикрывал другим что-то свое, потаенное: Ежов -лютый антисемитизм, Бабель -неодолимую страсть к пыткам и крови, кои наблюдал в подвалах Лубянки на правах друга семьи наркома, Евгения Соломоновна Хаютина - гомосексуализм Ежова. Истинно сказано: человек - существо злонамеренное.