— Ясное дело, он о таком и не думал. Но вы сами понимаете, что содержать такой замок стоит очень дорого. Одной прислуги сколько требуется! А господин Катанеи человек хоть и слабого здоровья, но сумму предложил не маленькую и к тому же привез с собой целый штат прислуги. Вдобавок объяснил, что один из его предков когда-то жил в этом замке и даже был здесь счастлив. Так какие у нас были причины ему отказать? Что вы мне на это ответите?
— Ну, например, отвечу, что вы могли бы спросить на этот счет мнения нотариуса, мэтра Бо, который является душеприказчиком покойного.
— А зачем? Замок-то принадлежит нам. Так или нет? Так. И единственное, чего нельзя с ним делать, так это его продавать. А насчет сдачи внаем никаких запретов нет.
Чувствительный нос Морозини все отчетливее улавливал дурной запашок, который таился в этом деле. После того что профессор рассказал им о химере, он мог поклясться, что пресловутый Катанеи со своей бандой появился в здешних местах исключительно ради нее. И тут Адальбер задал очень удачный вопрос:
— А вы видели господина Катанеи? Каков он из себя?
— Нет! Ни разу! Я же говорил, его привезли на санитарной машине. А когда прошло несколько дней и муниципальный совет счел своевременным пойти к новому хозяину и пожелать ему доброго пребывания в наших краях, аудиенции удостоился только господин Винседон, наш мэр, хотя мы все туда отправились. И то он прождал добрых полчаса из-за каких-то там процедур. В конце концов его приняли и провели в спальню к хозяину, где было не сказать, чтобы очень светло, и к тому же кровать больного была задернута противомоскитным пологом. Болезнь, говорят, у него приключилась в Африке от москитов.
— Но это же неразумно! Больному малярией селиться у слияния двух рек, где большая влажность! Как вам кажется? — спросил Морозини.
— Да я говорю, что Винседон так и не смог его рассмотреть. Так, только общие очертания, лежит кто-то под одеялом, и то его не слишком видно. Потом больной хриплым голосом, будто бумагу мнут, поблагодарил его за внимание, попросил извиниться перед остальными за то, что не принял их, и пообещал пригласить нас всех в замок, когда со здоровьем станет получше.
— Другими словами, никогда. Хрипы, похожие на звук смятой бумаги, — симптом туберкулеза в самой последней стадии, а если у него еще и малярия, то ваш арендатор долго не протянет, — сделал вывод Видаль-Пеликорн. — И тогда что, по-вашему, последует? Увезут его тело или положат рядом с ван Тильденом в часовне?
— Ну уж нет, такого мы не допустим.
— Неужели? А что будете делать, если он уже будет там лежать?