Всех гостей, приглашенных на свадьбу, предупредить не успели, и тогда они, потолкавшись в загсе, нагрянули на квартиру к молодоженам. Узнав печальную новость, половина гостей разъехалась, остальные, освободившие себе этот день от других дел и настроившиеся на гулянку, решили ехать в институт Склифосовского и поддержать там больную морально. Поэтому когда наркоз стал отходить, а тошнота, наоборот, подступать, бедная невеста обнаружила вокруг себя гостей, бодро тусующихся у ее кровати, угощающихся и активно наливающих медперсоналу и выздоравливающим. От запаха еды, которую гости захватили со свадебного стола, ее рвало, мучительно хотелось пить. Что пить ей нельзя — усвоили все и не давали даже смочить пересохшие губы. Когда она засыпала, на тумбочке у ее изголовья кто-то допивал «на посошок».
Человек уязвим, но живуч: через две недели невесту выписали, а через месяц опять встал вопрос о свадьбе. Жених организовывал для них зарубежные гастроли, и нужно было срочно оформлять документы. В загсе, куда они пришли с ее больничным, им назначили ближайшее свободное время — утренние часы в будний день. Красивая машина с куклой на капоте, гости, праздничный стол, даже платье, которое теперь висело на ней как на вешалке, — все это унеслось от них на гремящей больничной каталке. Остались только обручальные кольца. Будь он не так упрям, а она не так покорна, надо было бы их продать, вырученные средства поделить, пропить вместе, дать взятку за оформление документов, да мало ли что полезного можно было сделать с неожиданно возникшими деньгами в эпоху социалистического дефицита и безденежья. Но они намека судьбы, столь явного, как нож хирурга, не поняли и опять затеяли свадьбу. Кроме колец, которые остались, нужны были свидетели. Те, кто был приглашен первый раз, уехали на гастроли, остальные кандидаты не могли вырваться с работы. Наконец удалось уговорить семейную пару акробатов, свободных утром, подъехать в загс. Последним препятствием стал сынишка акробатов, которого не с кем было оставить дома. Его решено было взять с собой, а потом накормить в кафе мороженым.
Церемония состоялась скромно, без музыки, но с фотографом, запечатлевшим брачующихся, их свидетелей и мальчика с широко открытыми от удивления глазами.
Может быть, он один из всех почувствовал в тот момент скрежет, с которым ломались судьбы всех запечатленных дежурным фотографом загса на пленке.
На выцветшей цветной фотографии всего пять человек. Жених с тонкими поджатыми губами, в светлом костюме и с твердым взглядом. Невеста, чьи белокурые волосы распущены по плечам, голова чуть склонилась к плечу жениха, как бы в поисках опоры. Рядом с ней в сером пиджаке и синей водолазке, с прической и усами а-ля «Песняры», широко развернув плечи, стоит свидетель, положив руку на плечо сына. Пышные, в отца, волосы ребенка смешно топорщатся, примятые зимней шапкой, которую его заставили надеть дома со скандалом, а испуганные глаза повторяют цветом и формой глаза матери. Та, как было задумано в сложной композиции свадебного фотографа, стоит рядом с женихом, чтобы не подчеркивать маленький рост невесты. На ней ярко-желтая мохеровая кофта, черная юбка и высокие сапоги. Она самая нарядная на фотографии. Или, может быть, эти цвета меньше потускнели за минувшие годы? Волосы стянуты в хвост, свидетельница улыбается, широко расставленные светлые глаза смотрят весело, ей забавно это приключение с утренней свадьбой. Щелчок — и этот запечатленный миг уже прошлое. А что в будущем?