— Помню, — кивнул Тимофей. — Сергеевич, у меня нет времени. Можно покороче?
— Дурак! — шепотом рявкнул Старик. — Каждая минута рядом со мной — спасение для тебя! Неужели ты не понимаешь?
— Я догадываюсь, — спокойно ответил Тимофей.
Богдан Сергеевич некоторое время смотрел на него так, словно впервые видел, а потом спросил:
— И тебе не страшно?
— Что изменит мой ответ? Отдашь приказ своим церберам оставить меня в покое?
— Хотя я к тебе относился и отношусь, как к своему сыну, в этом случае изменить что-то не в моей власти.
— А если бы я действительно был твоим сыном?
— Я посоветовал бы тебе выйти отсюда со мной. Немедленно.
— Но я не твой сын, верно?
— Совет в силе.
— Знаешь, Сергеевич, очень соблазнительно последовать твоему совету. Просто жуть как соблазнительно. Но я вот думаю: а что потом? Сделав один шаг назад, я вынужден буду делать такие шаги снова и снова. Назад. Снова и снова. Меня не прельщает перспектива вечно пятиться и презирать себя за это. С меня хватит. Я жить хочу, а не ползать на брюхе перед каждой букой, которая погрозит мне пальцем. И уважать себя хочу.
— Мальчишка! — на лице Старика отразилось яростное отвращение. — Меня всегда поражало, как вы все умеете храбриться на публике, сколько из вас прет напыщенной гордости, сколько досужей самоуверенности! А ведь ничего за этим не стоит! — прохрипел Старик, ткнув его пальцем в грудь. — Ничего! Вы слабаки! Вы щенки, полагающие, что на все проблемы можно поднять заднюю лапку! Вас и выкидывают на обочину только потому, что вы быстро надоедаете мокрыми лужами, кусаетесь там, где надо лизнуть руку, и вечно путаетесь под ногами!
— Ты прав, — перебил его Тимофей. — Тебе не удалось сделать из меня свое подобие. Рук я так и не приучился лизать. Извини, — Тимофей оглянулся на лужайку, где Остерман пил коктейль в кругу гостей.
— Ты не подойдешь к нему, — зло прищурился Старик, проследив его взгляд, но спустя секунду добавил срывающимся от волнения голосом: — Ты не должен этого делать, Тимофей. Послушай меня. Ты стоишь лучшей участи. Если ты это сделаешь…
— Что будет, Старик? Что будет тогда? Меня с детства волновал этот вопрос. И ответ я получал только тогда, когда сам шел и делал. Сам.
* * *
Кристина уже докуривала сигарету, когда почувствовала неладное. Словно какой-то внутренний толчок, похожий на маленькое землетрясение в районе сердца. Причины своего беспокойства она так и не поняла, поэтому поднялась на цыпочки, чтобы разглядеть то, что творилось на территории коттеджа. Но увидела только угол здания и кусочек открытой лужайки, где взрослые чинно прохаживались с бокалами в руках, а дети носились друг за другом и за скоморохами.