Когда жена Симона узнала все что могла о Ревекке, она отвела мужа в сторону и заговорила с ним, как говорят ревнивые женщины. Однако, она не стала слишком ругать мужа, ведь он был мерзавцем и вполне мог прибегнуть к насилию. Вместо этого она заговорила с ним тоном человека, который защищает его, говоря:
— О глупец, ослепленный похотью, разве ты и так не подвергаешься достаточной опасности, чтобы еще и взять ту гадину, что плетен со своим братом заговоры, стараясь тебя погубить? Она не удовольствуется тем, что заберет у тебя все силы и отправит ко мне, ставшего пустым бочонком. Она выпустит твою кровь, и даже сейчас она натачивает кинжал, который вонзит тебе под ребро.
Эти слова не оказали особого влияния на Симона бен Гиору, и он попросту назвал жену ревнивой ведьмой, утверждая, что если бы Ревекка собиралась отнять у него жизнь, она бы уже давно это сделала, ведь с тех пор, как он спас ее от Архелая, прошло двадцать дней. И все-таки в его сознании пустила корни подозрительность, потому что он постоянно подвергался опасности покушений, так как многие считали его злым гением города, которым он и был в действительности.
И вот на следующий день, придя к Ревекке, он сдернул покрывало с кушетки, на которой привык получать с ней удовольствие, и увидел украденный кинжал. От гнева его лицо стало багровым, он шагнул к Ревекке, намереваясь сразу же свернуть ей шею, но сочтя, что в заговор могут быть вовлечены и другие люди, он передумал, решив, что будет лучше с пристрастием допросить ее, чтобы важная информация не была утрачена с ее смертью. Он направился к двери, собираясь позвать Архелая и его палачей, но Ревекка бросилась к нему, умоляя пощадить ее или по крайней мере, если он жаждет ее смерти, убить собственной рукой, а не увечить с помощью железного стула то самое тело, что доставляло ему такое наслаждение. И видя, как он дрогнул, она еще сильнее прижалась к нему и стала клясться, что кинжал еще ничего не означает, потому что если бы она хотела его убить, она бы уже давно это сделала.
— Я держала этот кинжал для себя, — уверяла Ревекка. — Я боялась, что могу надоесть тебя, и ты отдашь меня Архелаю. Я предпочитаю умереть от собственной руки, чем быть опозоренной и замученной этими мерзавцами. Умоляю, поверь мне. Это правда!
Затем, вцепившись в него, она столь страстно стала целовать его, что его кипящий гнев превратился в горячее желание, ведь гнев и похоть довольно близкие приятели, и тот самый жизнелюбивый дух, что побуждает человека к одному, толкает его и к другому. И потому Симон решил не звать Архелая, а вместо этого заняться с Ревеккой тем, что гораздо больше ей нравилось. А она, вновь завоевав его своими чарами, успокоила его подозрения и вновь связала его нежными узами желания, которые хоть и невидимы, однако гораздо крепче железа. Фактически, она превратила своего господина в своего пленника, вновь доказывая, сколь велика сила женщин, которые, если вознамерятся показать ее, доводят до гибели империи, побуждают народы сражаться друг с другом, губят воинов, избежавших тысяч опасностей войны, что можно было увидеть на примере благородного Антония, позорно доведенного до гибели развратницей Клеопатрой.