Тут тоже бродили люди, окликали друг друга, женщины спотыкались на гальке каблуками и мужчины придерживали их под локотки. Или вместе валились, хохоча и разбрасывая ноги.
Инга шла и шла, к зонтикам ресторанчика, а после ушла за них, в темноту, где и песок и галька сужаясь, смыкались и пропадали, уткнувшись в гору. Тут стояла кромешная темнота и казалась еще чернее, из-за яркого света, что остался за спиной.
Оглянувшись, она вытащила фонарик и, проводя по камням узким слабым лучом, полезла вверх, на небольшую седловину, отделяющую самый нос мыса от горного массива. С виду и недалеко, но через десять минут Инга уже тяжело дышала и с беспокойством смотрела, как помигивает слабая батарейка. Нашла сбоку от тропы крошечную полянку, заросшую упругим спорышом, шагнула к черным кустам и села. Выключила фонарик и повалилась навзничь, глядя на сочные мохнатые звезды. Волосы мешали, щекоча скулу и она, поправляя, вытащила оборванную плеть вьюнка со спящим цветком. Подержала в руке, ощупывая. И положила рядом. Ипомея. Как в том романсе, что мурлыкает Вива, когда протирает пыль на комоде, тяжелом как деревянный танк. Как дойдет до портрета в серебряной витой рамочке, так Инга уже знает, сейчас ей слушать про ипомею.
— Белых лилий ипомеи
Белый венчик цвел кругом,
запевала Вива, протирая тряпочкой крупный нос и квадратный подбородок парня с густыми темными волосами, что стоял, обнимая за плечики хрупкую красавицу в платье с большими цветами.
Замолкала и после пела снова, поправляя сама себя, с силой произнося нужное слово:
— Белых лилий Идумеи… Идумеи!
Белый венчик цвел кругом…
А после, задумавшись, снова меняла Идумею на ипомею.
— Ба, — спросила ее Инга, — а почему ты, то так поешь, то другое? А правильно как?
Вива села на диван и, держа в руках фотографию, похлопала рядом, подзывая внучку.
— Видишь, на моем платье цветы какие? Оно белое было, как снег, и большие цветы — сиреневые, с тонкими красными и синими прожилками. Когда совсем истрепалось, я даже заплакала, так его любила. Такая красота, глаз не оторвать от цветков. Они теперь кругом растут, на всех заборах. И для меня — самые лучшие. Это мне было свадебное платье, детка, твой дед Олег мне утром сделал предложение, ждал в коридоре, я надела платье, единственное свое. Мы с ним поехали в загс и расписались. Целый день гуляли вместе. Вернулись к нему, у него комната была, как инженеру, ему дали отдельную. Я вошла, и стали мы — семья. А потом Зойка родилась, в этой самой комнате я ее купала, а платье висело на стене, укрытое простыней, потому что шкафа не было.