Адам опёрся на локоть. Взгляд его устремился к горизонту, к зелёным холмам:
— Жизнь и так хороша.
— Люди сражаются, чтобы сделать её лучше.
— Ты говоришь штампами, Нат.
— А за что же, по-твоему, они сражаются? — насупился Старбак.
Адам дёрнул плечом, как бы подразумевая, что ответов — миллион, и ни единого однозначного:
— Сражаются те, кто слишком глуп или слишком горд, чтобы признать, хотя бы частично, свою неправоту. Надо сесть за стол переговоров, Нат, и договариваться. Сколько бы времени переговоры ни заняли: год, два, пять лет… Переговоры лучше войны. Что Европа о нас подумает? Десятилетиями мы надували щёки, дескать, Америка — вершина цивилизации, Америка — благороднейший эксперимент человечества, Америка — то, Америка — сё, а Америка вдруг — хрясь! — и развалилась на две части! И ради чего? Ради прав штатов? Ради сохранения рабства?
— Твой отец с тобой вряд ли согласится.
— Отец… — мягко сказал Адам, — Отец рассматривает жизнь, как игру. Мама говорит, что он так и не повзрослел.
— А ты повзрослел раньше срока?
Немудрящей шутки Адам словно бы и не заметил:
— Я — не мой отец. Не могу я вещи принимать легко. Как бы ни хотел, не могу. Особенно такие серьёзные, как война. — он повернулся к Старбаку, — А ты, говорят, вляпался в неприятности?
— Кто говорит?
Смотреть в глаза прямодушному Адаму было стыдно, словно в глаза собственной совести. Старбак уставился в небо.
— Отец, кто ж ещё. Он писал мне, просил съездить в Бостон к твоему родителю.
— Рад, что ты не ездил.
— Ездил. Твой батюшка беседовать со мной о тебе не пожелал. Я слушал его проповедь. Он устрашающ.
— Всегда таким был. — хмыкнул Старбак.
Зачем Вашингтон Фальконер посылал Адама к преподобному Элиалю? Жаждет избавиться от нахлебника?
Адам сорвал травинку и растёр меж пальцами:
— Почему ты так поступил?
Лежавший на спине Старбак внезапно застеснялся собственной наготы. Перекатился на живот:
— Ты о Доминик? Похоть, как мне кажется.
— Похоть?
— Трудно описать одним словом. Что-то, захватывающее тебя целиком. Вот как кораблик плывёт себе по морю, куда ему надо, и тут налетает ураган, подхватывает и тащит с собой. Как пение сирен, — и понимаешь, что поступаешь неверно, а поделать ничего не можешь.
Некстати вспомнилась Салли Труслоу, и он поёжился. Адам заметил движение друга, но истолковал на свой лад:
— Тебе надо вернуть деньги этому Трабеллу?
— Надо.
Старбак понятия не имел, где взять деньги для Трабелла, а потому ещё пару часов назад, когда был полон решимости вернуться домой, сознательно избегал мыслей о долге. Теперь же необходимость уезжать из Виргинии отпала, и Трабелла можно было до поры, до времени выбросить из головы.