— Проблемы? — равнодушно осведомился Пискун.
— Как водится, — Булавин вполголоса чертыхнулся. — Дом Пескаря обстреляли из машины. Охранник ранен, сам отделался наложением в штаны. Блин!.. — капитан хлопнул телефоном по стойке.
— А у нас бы вам было гораздо уютнее, — вздохнула Виола. — Камин, все такое, и люди приятные…
— Зараза, — печально согласился Пискун. — И никого ближе, чем за сорок верст, у них, конечно, не нашлось. Вымерли все.
— Ладно, поехали, — рыкнул Булавин. — В машине поматеримся.
— Ща, мгновение, коллега. — Пискун перевернул матовый коньячный сосуд, поморщился, когда оттуда не полилось, снял со стойки очередную бутыль, украшенную цветастой этикеткой, зашевелил губами, читая надпись на иностранном языке.
— Мочегонное, — подсказал Пустовой. — С виагрой. Неповторимый эффект, капитан, вы только представьте…
— Ладно, бери с собой, пошли, — нетерпеливо потянул его Булавин.
— Как грустно с вами расставаться, капитан, — вздохнул Максимов. — Такой приятный дружественный визит. А все же не откажите в бесплатном совете. Представьте на минуту, что вы совершаете ошибку. К следующему вашему появлению дом будет напичкан трупами. Или… пропавшими. Придется объясняться перед начальством. А множество свидетелей в один голос подтвердит, что вас предупреждали. Не хотите думать о себе, посоветуйте, что НАМ делать?
Булавин в лютой злобе закусил губу. Он понятия не имел, что делать постояльцам.
— Да какие вы бестолковые, граждане! — повысил голос Пискун (удивительным образом оправдывая фамилию). — Валите отсюда к чертовой матери, если не знаете, как себя вести! Или… в общем, делайте, что хотите! Можете поискать еще разок своих исчезновенцев… Можете… да какая нам разница! Хорошо, — заряд писклявости иссяк. — Сядьте в кучку, если боитесь, мы подъедем — но попозже. Сами видите, какая преступность в стране…
Как-то пусто стало в баре после отбытия полиции. Ветер бился в оконные рамы. За окном давно стемнело. Стекла покрывались непроницаемым морозным узором. «Умный» технический прибор, установленный в гостиной, служащий одновременно барометром, часами и внутренним термометром, уверял, что на улице минус тридцать два по Цельсию.
— А может, и правда того?.. — как-то тихо сам с собой заговорил Каратаев.
— Чего того? — повернул голову Пустовой.
— Ну, уматывать отсюда, — пояснил Каратаев. — Хватит, граждане, натерпелись. Приличного отдыха с вами все равно не получится…
— Ну почему же, — иезуитски улыбнулся старик Ровель. — Здесь становится занятно.
— Вам-то хорошо под охраной, — возразил очкарик. — А мы вот начинаем как-то неважно себя чувствовать.