— Да, конечно, я понимаю, — сказала Вика, — только почему опять на «вы»? Мы же на брудершафт всё-таки выпили или нет?
Скандал совершенно не оскорбил Вику, не вызвал у неё отторжения по отношению к Олегу, скорее наоборот, пробудил ещё большее любопытство.
«Что, миленький, — думала она, — вот и ты мне и попался, не захочешь, пожалуй, чтобы Ольга об этом узнала. А не такой уж ты, оказывается, тихоня, и каюту твою посмотреть бы надо, но не сегодня».
— А-а-а, — совершенно непритворно зевнула она, прикрывая рот ладошкой, — знаешь, Олег, я, пожалуй, пойду, совсем засыпаю, а Ольга десятый сон уже видит, наверное. Давай завтра на пляже, найдёшь нас, я думаю. Там и с Ольгой встретишься. Всё, не провожай, я сама дойду.
Тихонько открыв дверь номера, Вика прислушалась к мерному, глубокому сопению Ольги, разделась, нырнула в свою кровать и, довольно хмыкнув, закрыла глаза. Нет, день прошел не зря, не зря они поехали сюда отдыхать. Впрочем, додумать она не успела, провалившись в глубокий, здоровый сон.
Олег, придя в свой номер, с остервенением содрал с себя футболку, зашвырнул её в дальний угол и поддал пинком кроссовку, подвернувшуюся под ноги. Та отлетела к балконной двери и, раскинув в стороны шнурки, будто руки, с укоризною поглядывала на Олега. «Вот дрянь! — думал Олег, непонятно о чём или о ком. — Вот дрянь какая!» Впрочем, дрянью было всё: и это кислое вино, выпитое в баре, и эта дура, Верка, устроившая скандал, да и Вика, настырно липнущая к нему и явно пытающаяся оттеснить Ольгу.
Олег прошёл к балконной двери, снова дал пинка безвинной кроссовке, вышел на балкон и, взявшись за перила, глубоко втянул ноздрями сухой, теплый воздух. Ветерок тянул с запада, пахло пустыней.
Пустыня, страшная и манящая, бесконечная и беспощадная, постоянная в своей изменчивости движущихся песков, безмолвное пространство одиночества и смерти. Только древняя египетская цивилизация, зародившаяся среди пустынь, могла породить такой всеохватывающий культ смерти, культ мёртвых. Пустыня — это осколок вечности, среди кипения мгновенно гибнущей и возрождающейся вновь жизни.
Олег вспомнил, как, впервые попав в пустыню, он был околдован её могучим, величественным покоем, как ему вдруг захотелось идти и идти, всё дальше и дальше, в объятия бесконечности.
Вот и сейчас, едва почувствовав запах пустыни, он снова испытал то неизъяснимое волнение первой встречи с вечностью. Собственно, именно пустыня почему-то и стала той последней причиной, которая помогла принять окончательное решение остаться в Египте на целый год. Хотя и других причин хватало, чтобы уехать из Москвы куда угодно, хоть к чёрту на рога, хоть в Африку.