Энни подошла к окну и открыла ставни. В маленькой комнате стоял стол, две скамьи у камина, шкаф у окна. Небольшой коридор заканчивался кухней. Узенькая лестница вела на второй этаж.
— Чей это дом? — спросил Эван.
— Андрэ. Но он приезжает сюда очень редко, так, как привык к комфорту и предпочитает Лондон.
— Он разрешил тебе приехать сюда?
На губах девушки заиграла лукавая усмешка:
— Эван, я не могу даже чихнуть без разрешения. Но это не мешает мне делать то, что я хочу.
— А тебя не хватятся в Виндзоре?
Энни пожала плечами:
— Возможно. Но сегодня мне все равно, Эван.
Ее решение провести с ним вечер пробудило в нем желание, но Эван подавил его. В кухне Энни нашла вино, большую головку сыра, изюм, орехи, соленые черные оливки из Италии. Она накрыла на стол и села на скамью.
Эван залпом опорожнил бокал.
Энни потягивала свое вино, не торопясь.
— Я не голодна.
— Я тоже.
Эван медленно встал из-за стола и снял с ее головы чепец.
— Боже мой, — прошептал он, увидев рассыпавшиеся по плечам девушки золотисто-рыжие локоны, и прижался к ним щекой. — Твои волосы стали такими длинными…
От Энни исходило благоухание роз. Роскошный водопад медных кудрей на ощупь походил на шелк.
— Ах, Энни, — со вздохом произнес он. — Любить тебя — безнадежно.
Отстранившись, она посмотрела ему в глаза:
— Там, где есть любовь, должна быть и надежда.
Он склонился над ней и поцеловал в лоб:
— Ты знаешь, почему я так говорю, дорогая.
— Ты считаешь, я не обдумала последствия ночи с тобой? — ее рука опустилась на шнуровку корсажа. — Если я не позволю тебе любить меня… я себе этого никогда не прощу.
Шнуровка распустилась, и корсаж упал на пол.
Эван застонал. Зарывшись руками в золото ее волос, он запечатлел на ее губах поцелуй, в который вложил всю силу страсти, уже много лет не отпускающей его. Он понимал, что играет судьбой целой нации, но сейчас хотел об этом думать еще меньше, чем она.
Он отстегнул ее рукава и бросил на пол к корсажу. Туда же последовали и юбки. Теперь Энни стояла перед Эваном в одной сорочке простого покроя, сшитой из белого батиста. Вырез ее украшала вышивка шелковой нитью. Энни выглядела беззащитной и до боли в сердце юной. Сквозь тонкую ткань вырисовывалась маленькая грудь с розовыми упругими сосками. Волосы волнами ниспадали до пояса. Он был рад, что девушка прятала их под головным убором. Ее красота вызывала в нем острое чувство ревности, которое он гасил только мыслью о том, что Энни в сорочке, с рыжим великолепием распущенных волос предназначалась исключительно ему, и никому другому.
Он взял ее за руку, словно приглашая на танец: