— Почему?
Ее неосведомленность удивила его. Несмотря на все ужасы и страдания, которые ей пришлось пережить, Касильда умудрилась сохранить незамутненность и свежесть весеннего рассвета.
— Потому что, — объяснил он, — когда мужчина так смотрит на женщину, это значит, что он испытывает вожделение.
— Вожделение?
Эван уже сожалел о том, что разговор принял такой оборот:
— Неважно. Нам лучше не появляться в городе до утра. Где мы переночуем?
Она подняла свой узел, в котором лежала одежда и сетчатые гамаки:
— Иди сюда. Я знаю место, которое еще не обнаружили белые дьяволы.
Идя вслед за Касильдой, Эван не мог оторвать от нее глаз. Рубашечного покроя платье, сшитое из оленьей кожи, обтягивало ее фигуру, выдавая совершенство линий.
— Почему твои люди отпустили тебя со мной одну?
— А почему бы и нет? — она подняла глаза, и в них заплясали синие блики.
— Ну… ты женщина, а я мужчина.
Касильда рассмеялась:
— Вот уж этого не стоит мне напоминать. Твой народ, наверное, как и испанцы, не учит своих женщин защищать себя. А мой народ учит.
Эван замолчал. Касильда была права. Она была вооружена не хуже воина, начиная от ножа с костяной рукояткой, что был засунут в висевшие на поясе ножны, и кончая отравленными дротиками, привязанными к голени.
— А ты не боишься идти в Номбре-де-Диос? — спросил он.
— Я бы не пошла, если бы боялась.
— А если кто-нибудь узнает тебя?
— Никто меня не узнает. Мой хозяин всегда держал меня в доме, взаперти.
— А что, если он узнает тебя?
— Не узнает, — она придержала ветку, чтобы он мог пройти. Эван услышал близкое журчание падающей воды, это позволило ему предположить, что они вышли к притоку реки Чагрес.
— Почему ты так уверена? — не унимался он.
— Потому что он мертв.
Взяв Эвана за руку, Касильда вывела его на зеленую поляну, где ручей впадал в маленькое озеро, берега которого ярким взрывом красок густо покрывали цветы с мясистыми лепестками.
— Мертв? Ты уверена? — продолжал беспокоиться Эван.
— Да, — Касильда положила узелок на землю. — Я убила его.
Эван лежал в гамаке, надвинув на лицо шляпу. Укромное место было уже окутано покровом сумерек, лягушки возбужденно квакали, приветствуя приближение ночи. Касильда и он уже подкрепились скромным ужином, состоявшим из маисовых лепешек, орехов и ягод. Эван делал вид, что спит, на самом же деле из-под полей шляпы он наблюдал за Касильдой и размышлял о ее словах.
Когда Касильда призналась, что убила своего хозяина, Эван не заметил на лице женщины ни малейшего сожаления. Очевидно, лишить жизни испанца для нее было не большим преступлением, чем свернуть голову курице. Не замечая его внимания, она сидела на корточках на земле и рылась в своей поклаже.