– Именно, – отозвалась Одиночество. – Он спас империю, но также знал, что, как бы прочно ни утвердился, настанет день, когда государство снова окажется в опасности. Ты же знаешь историю: рано или поздно на трон восходит человек, который обращает в прах дела своих предшественников. Если таких наберется много, то империи конец. – Одиночество воздела палец. – Если только…
– Если только он не останется навсегда, – подхватил я.
– Во всяком случае, такова теория. И до сих пор это получалось.
– Но как же Ангелы? – не сдавался я. – Стефан, как вернулся, постоянно называл себя Избранным. Если они не возвращали его, то почему не свергли?
– Откуда мне знать? – пожала плечами Одиночество. – Я не богослов. Что бы они ни думали, это дело их и Стефана. Насколько нам известно, безумие, постепенно одолевающее его, и есть наказание за святотатство. Но я надеюсь, что это не так. На мой вкус, оно слишком легкое.
Я снова потер виски и полез за кисетом с травами. Его не было. Разумеется. Я давным-давно простился с моей одеждой. Я потянул перешитый шов Нестерова дублета, и тот поехал. Так или иначе, с этим нарядом придется расстаться.
– Прошу прощения за вопрос, – молвил я, – но пойми правильно. Откуда, черт побери, тебе все это известно?
– Ты хочешь увериться, что я не сошла с ума и не выдумываю?
– Есть такая мысль, – признал я. – Даже ты согласишься, что этого не вычитать в историческом труде.
– У меня есть фрагменты другого дневника, – ответила Одиночество. – Обрывки, отдельные страницы, но этого достаточно, чтобы составить общую картину. Остальное я собрала по частям из древних трактатов, о которых ты, я уверена, даже не слышал; из еретических богословских трудов и других источников. Как ты понимаешь, сведения об этом аспекте… истории империи… не лежат на поверхности. Но они есть, если знаешь, где искать.
– А ты знала, где искать, – заметил я с долей ехидства.
– Как и ты.
Я чуть поерзал. Она была права: мне не составило бы труда выяснить, правду она говорит или нет. Я мог заглянуть в дневник Иокладии. Одно это побуждало меня поверить ей – по крайней мере, сейчас. Оставалась одна проблема. В этом случае я влипну в историю, грандиозность которой превосходила всякое воображение.
Я занервничал. Меня одолели подозрения. Она отвечала на все мои вопросы, кроме главного: зачем?
– А Тень? – спросил я. – Как он вписывается в происходящее?
Одиночество помрачнела.
– Никак, – сказала она. – Во всяком случае, до недавнего времени.
– Откуда он узнал про дневник?
Одиночество не ответила.
– Ты обещала выложить все, – напомнил я.