Одиночество сделала последний шаг и подступила вплотную. От нее исходил аромат ванили, кедра и летнего вина.
– Что скажешь, Дрот?
Я заглянул в ее зеленые глаза и понял, что мне не врали, когда говорили, что людей она подбирает сама. Она была хороша – дьявольски хороша. И вдобавок права.
Раньше я собирался – да к черту, мог и сейчас – дойти ради Круга до императора даже ценой измены Келлзу, изгнания и травли. Я должен был это сделать.
Но это не означало, что я обязан отдать дневник ей за красивые глаза и сладкие речи.
– Даже если ты права и я намерен спасти Круг, мне все равно непонятно, чего я добьюсь, передав тебе дневник. Если придется спасать нас от истребления, то я лучше пойду к имперцам. Если дневник и впрямь такой важный, я сумею договориться с императором к выгоде как для Круга, так и для меня. А если отдам тебе, то ничего подобного не добьюсь.
Одиночество медленно кивнула.
– Хорошо, – проговорила она. – Ты это понимаешь. Молодец.
– Что понимаю?
– Угрозу, исходящую от империи.
– Ну, это трудно не заметить: они окружили кордон и собираются перебить Кентов.
Одиночество покачала головой.
– Я говорю не о Десяти Путях, Дрот, и даже не о судьбе Исидора. Я внушаю тебе то, что император сходит с ума и три его воплощения вступят в войну и потянут за собой всех – всю империю, включая Круг. Тебе не приходит в голову, что мы окажемся по разные стороны баррикад? Что Серые Принцы с Тузами начнут ради личной выгоды служить разным хозяевам? Война охватит не только леса и поля, но выплеснется на улицы. Разве Стефан Дорминикос не воспользуется таким прекрасным орудием, как мы, несмотря на извечное к нам презрение, а после не избавится от нас, так как мы всего-навсего Круг?
Нет, Дрот, речь идет не о сиюминутной угрозе, а о нашей судьбе. О том, что случится через пятьдесят, сто, двести лет. Речь идет о выживании Круга как структуры, как образа жизни. Если империя падет, с ней настанет конец и Кругу. Как не бывает без света тьмы, так и его не будет без империи. Великая ирония в том, что если мы хотим сохранить империю, а с ней и Круг, то нам придется убить императора.
Я был прав, мне сразу не понравился наш разговор. Я сглотнул и попятился. Одиночество шагнула вперед.
– Какое мне дело до Круга через сто лет? – спросил я.
– А какое сейчас? – парировала она. – Ты давно мог выйти из игры, но не вышел, потому что ты один из нас и человек чести. Потому что ты умен и видишь картину в целом.
Я стоял и молчал. В голове бестолково роились мысли. Их было слишком много, и я не мог выцепить ни одной. Впрочем, нет. Одна представлялась совершенно ясной.