– Я… – Она поднялась и одернула юбку. – Я не умею…
– Уметь и не нужно, – осадил Мефодий, он тоже встал и взял Машку за руку, в глаза заглянул. – Машенция, никакого риска нет. Ты… ты по сути чужой здесь человек. Сегодня есть, а завтра уже исчезла. Зачем тебя трогать? Внимание привлекать?
Но в таком случае какая от нее польза?
– Большая, – Мефодий ответил на невысказанный вопрос. – Ты у нас очаровательная блондиночка. И будешь играть саму себя. Мешаться под ногами, задавать глупые вопросы, лезть, куда не просят.
– Я не хочу лезть, куда не просят!
И с чего он взял, что если блондинка, то сразу дура?
– Я за тобой присмотрю. Обещаю.
Нельзя соглашаться.
Уехать надо.
– Машенька, – голос стал ласковым, что было весьма и весьма подозрительно. – Тебе ведь нужны деньги? А я заплачу. Очень хорошо заплачу.
И добавил, отрезая путь к отступлению:
– Пожалуйста.
Наверное, права была Галка, говоря, что у Машки в голове ветер свищет, и дикий. Иначе почему Машка согласилась?
В свою комнату она вернулась, чтобы переодеться, и почти не удивилась, заметив у дверей комнаты Софью Ильиничну.
– Добрый день, – вежливо сказала Машка, прикидывая, пора ли звать на помощь или еще погодить. Софья Ильинична ответила величественным кивком, и тугие, залитые лаком локоны ее слегка шевельнулись.
– Я долго вас жду, – в голосе прозвучал упрек.
– Извините.
Виноватой себя Машка не чувствовала, зато осознала, что предстоящий разговор будет не самым приятным. И поджатые губы Софьи Ильиничны подтвердили догадку.
– Я желала бы, – она говорила, глядя поверх Машкиной головы, – прояснить некоторые моменты сегодняшнего происшествия.
Софья Ильинична произносила слова так, что становилось очевидно – речь она готовила загодя.
– Прошу вас, – Машка посторонилась, пропуская Софью Ильиничну.
Та вошла в комнату и замерла на пороге.
– Я вас слушаю.
Уголок губы дернулся, но Софья Ильинична сдержала гневный выпад, она окинула Машку придирчивым взглядом с ног до головы, а потом и с головы до ног. Взгляд задержался на растрепанных волосах и на юбке, которая измялась, на блузе… Машка вновь ощутила собственную ничтожность.
– Я хотела узнать, когда вы собираетесь оставить этот дом. – Софья Ильинична отвернулась. На лице ее появилась маска брезгливости.
– Когда Мефодий Архипович решит, – вежливо ответила Машка.
Нет, злорадство – низкое чувство, недостойное хорошего человека, но в данный момент Машка ощущала себя человеком ну очень плохим, и раздражение, мелькнувшее на лице гостье, доставило этому человеку немалое удовольствие.
– Вы не можете здесь остаться! – она повысила голос.