– Что про следы крови-то молчишь, Лукич? Мишина она, так?
– Вот бабы – балаболки! Кто донес-то? – Лукич еще добавил про себя пару неласковых слов в адрес болтливых деревенских кумушек.
– Ты скажи! – настойчиво пресекла попытки увильнуть от ответа Елена.
– Его. Только трупа-то нет! Может, раненый где лежит?
– Может и так, – Елена безнадежно махнула рукой, – Ты иди, Лукич.
– Санек-то где шляется?
– Да дома он, на заднем дворе. Поросят кормит.
– Молодец. Ты бы поела чего, одни глаза остались!
– Я поем. Сашку кормить стану и сама поем, – соврала она.
– Ну, тогда до завтра, – Лукич надел фуражку на голову. Выходя, он чувствовал на себе взгляд Елены.
– Здрасти, дядя Семен. Ну, че, не нашли? – Санек стоял на крыльце, поджидая участкового.
– Нет. Ты от матери-то надолго не отходи. Следи за ней.
– Че я, не понимаю, что ли! – Сашка сплюнул под ноги, показывая свою взрослость.
Около калитки остановилась машина. Санька насторожился. У местных такой нет. Джип. Классная тачка. Санька увидел, что с водителем, который вышел из машины, Лукич разговаривает, как со старым знакомым. «Да это ж наш дачник!» – догадался он. Дверка со стороны пассажирского сидения открылась и на землю легко спрыгнула женщина. «Чудеса, это же жена фермера!» – У Санька от изумления приоткрылся рот. Он знал про нее только то, что ее зовут Анна и, что она очень красивая. Это Миха ему говорил. Сам он видел ее только раз, когда заходил к брату в мастерскую и то издалека. Она тогда показалась ему… королевой! Кожа у нее светлая, совсем не загорелая. И волосы распущенные! Золотые, глазам больно! И вот она идет к их дому.
– Здравствуйте, – выдавил он себя вежливо.
– Здравствуй, Саша. Мама дома?
– Дома, проходите, – Санька оторопело смотрел ей вслед. Потом глянул за калитку: и джипа и мотоцикла Лукича уже не было.
Анна сразу прошла в комнату. Решение пойти к Елене созрело сразу же, как Петр рассказал ей о напрасных поисках. Потерять сына! Анна знала, что это. И знала, что нельзя быть одной. Мысли у всех матерей одинаковые – душа рвется к нему, к ребенку. Много что можно натворить, и уйти вслед тоже можно. Кажется ведь, что так будет единственно верно. Если бы не Петя! Он был рядом всегда, день за днем, забросив дела, занимался только ею. В первое время, уединившись в туалетной комнате, она слышала его тяжелое дыхание по ту сторону двери. Он то и дело окликал ее, не давая даже задуматься ни о чем таком! А потом это прошло – желание уйти вслед за сыном. О погибшем тогда же муже она почти не думала, бессильно обвиняя его в случившейся аварии. Потом и это прошло. Осталась только боль. Светлая, но боль. Вот от нее избавиться не возможно.