- Давид, это был такой еврейский царь.
Я спросил, что означают эти два вставленных друг в друга треугольника, и он ответил:
- Встань-ка, хочу тебе кое-что показать!
Я встал, а он ткнул пальцем в молнию на моих штанах и сказал:
- То, что снизу... - я опустил голову, потом заметил, что все на меня смотрят, и покраснел. Морено поднял мне голову и продолжил, показав на ее макушку, - то и наверху.
В растерянности я смотрел то на свою ширинку, то на него, и он опять повторил:
- Вот что это значит: внизу и наверху одно и то же...
Не дождался я пока он закончит и, весь красный от смущения, выскочил из дома.
На вершину Горицы вбежал я тем же путем, которым спустился когда-то в город Сараево воин и ученый Мустафа Маджар. Там на чаршии его и убила какая-то шваль, что явилось лучшим доказательством утверждения Мустафы, что в мире полно придурков.
Остановился я на Черной горе и слушал: по всему телу раздавалось биение сердца и еврейской мудрости:
«Что снизу то и наверху, что наверху то и внизу...»
Сел я и стал смотреть на Сараево, которое по-прежнему было снизу, а небо наверху. Быстро сгустилась ночь, внизу потихоньку разгорались городские огни. Возле поваленных могильных камней начали собираться влюбленные горичане, совершавшие что-то вроде любовно-туристической экскурсии на Дедово кладбище. После таких вот прогулок про женщин и начинают болтать, что они «гулящие».
Забрался я на самую вершину над кладбищем. Теперь и вовсе стало ясно, что там внизу, и что сверху. Украдкой, хотя вокруг никого не было, я наклонил голову и посмотрел наоборот. Теперь Сараево стало наверху, а небо внизу. Держал я так голову, пока у меня не заболела шея. Когда же я ее выпрямил, все вернулось на свои места. Сараево было внизу, а небо наверху. Посмотрел я на Дедово кладбище и увидел, что там «гулящая» с кем-то из старших пацанов уже уходят. Я сбежал вниз к кладбищу и решил постоять там на голове. Понравилось мне, что Мариндворская церковь и поезда на станции парят высоко на земле, а небо внизу и не имеет дна. Подумал я, что таким образом еврейская мудрость с давидовой звезды воплотилась в образ моего города, и стало это ясно только когда я встал на голову. То, что было наверху, стало внизу. А что было внизу, стало сверху. Была уже ночь и кровь приливала к моей голове.
Прислонясь к ограде Дедова кладбища, сидели мы с Пашей, Харисом и Ньего. Было тепло и мы решили, что пора перестать быть детьми. Перед нами стоял кувшин красного вина. Курили мы «герцеговину» без фильтра, и кувшин красного вина переходил из рук в руки. Солнце дошло до зенита, и Паша спросил пьяные мы или нет. Мы ответили что нет, не пьяные. Паша улыбнулся и сказал, а давайте тогда в «прихлебку»., как мой брат делает, тогда напиваешься быстрей. Хлебали мы дешевое вино. Вскоре нас охватил неостановимый смех, потом закружилась голова. Карабкались мы по травянистому склону как три лунатика, прихлебывая по очереди. И пали жертвами дешевого вина и жаркого солнца. Утонули во сне. Глубоком и уже юношеском. Потому что не хотели больше быть детьми.