Моя мама пришла на место несчастья, увидела изломанное бабушкино тело и никогда больше уже не смогла избавиться от этой картины. В такие моменты невозможно найти слова утешения, но Сенка знала, что до такой смерти ее маму довела не болезнь, с которой она успешно боролась много лет. Просто не было больше рядом с ней ее мужа, и она не видела причин жить дальше.
Снимать фильм тогда было невозможно. Сделано это было, когда в чувствах всех нас, родных и близких благородной старушки, начало тускнеть невероятное несчастье ее самоубийства. Фильм был снят, когда смягчилась в наших мыслях острота этого происшествия, подобно тому, как со временем с черно-белой фотографии пропадает блеск и сменяется матовой поверхностью, которая становится привычной, и само происшествие исчезает в объятиях вечности.
Моя жизнь
Фильм «Часть истины» был показан в тысяча девятьсот семьдесят третьем году, на фестивале любительского кино в Зенице. Жюри фестиваля пришпилило мою звезду к закопченным зеницким небесам: присудило фильму первый приз. Это произведение не внесло значительного вклада в мировой кинематограф, но никто не рассчитывал, что «Часть истины» войдет в какие-то там анналы. Фраза, сказанная отцовским другом Камеричем:
- Хорошо тебе, Мутица, твой сын знает, чего хочет, - обрела смысл только после этой награды. Послал я «Часть истины» в пражскую Академию Изящных Искусств в качестве первого из вступительных экзаменов. Экспрессивность этого фильма стала достаточным предлогом для приемной комиссии, чтобы пригласить меня в Прагу для сдачи устных экзаменов.
В Прагу поехали Шиба Крвавац, отец, Омерица и я. То есть именно те, кто участвовал в наставлении заблудшего гимназиста. Путь в Академию проторила мне тетка Биба, которая, после Варшавы и удачного разрешения неурядиц с семейством Райнвайн, съехавшим, наконец, с их терезийской квартиры, вместе с дядей Бубо четыре года проработала в Праге. Работала она вновь в Международном Рабочем институте, а дядя был корреспондентом Танюга. К тому времени на смену телепринтеру уже пришел телефакс, так что дядя Любо Райнвайн теперь мог посвятить игре в теннис больше времени. Так он познакомился с Вацлавом Ицхой, секретарем Академии Изящных Искусств. А тетка Биба уж постаралась принять его получше и рассказать обо мне, представив меня в самом лучшем свете. Хотя целый год тетка жила уже в Белграде, связи с Ицхой и другими полезными людьми она поддерживала. Встретился я с ней на теразийской квартире, где она ожидала меня и приняла, как и всегда, по-царски, и, как обычно, принялась возмущаться мужниной родней: