Когда я подбежала к нему вплотную, он сделал шаг по направлению ко мне. Я бы не смогла остановиться, даже если бы очень сильно захотела. Но я не хотела. Единственным моим желанием, которое овладело разумом и пульсировало в каждой клеточке моего воспаленного мозга, было поскорее убраться отсюда.
В водителя я врезалась на бегу, но, за секунду до столкновения, выбросила вперед руки и схватила мужчину за подбородок. Он, не успев распределить центр тяжести и встать устойчиво, завалился назад. Когда затылок мужчины соприкоснулся с металлическим креплением бокового зеркала, раздался звук удара и треснувшего стекла… А еще влажный хруст, от которого в животе у меня застонало…
Тело водителя обмякло, голова неестественно запрокинулась и я, не теряя драгоценных мгновений на сожаления и размышления, затащила подергивающийся труп за грузовичок, который стоял очень близко к высокому забору. Теперь машина закрывала меня от луча прожектора и нежелательных свидетелей, так что я относительно спокойно раздела убитого и облачилась в замызганные штаны, которые пришлись почти впору, клетчатую рубаху неопределенного цвета и безразмерный, но теплый пуховик с синтепоновой подкладкой, пахнущий табачищем, с засаленными рукавами и воротником. Не побрезговала я так же и полосатой лыжной шапочкой, влажной от крови, и потными, вонючими носками, и кирзачами, которые оказались мне велики (но это лучше, чем бегать босиком).
Низ живота постоянно тянуло (меня удивляло, что я вообще проявила такую прыткость для будущей мамаши, пусть и на малом сроке — да и живот вырос порядочно для трех месяцев), так что я отсиделась некоторое время за грузовиком, восстанавливая дыхание и борясь с искушением впиться в тело мертвого водителя зубами (меня снова мучил голод)…
Когда боль в животе утихла, я подождала, чтобы луч прожектора прошел мимо грузовика и, забравшись на крышу кабины, перепрыгнула через забор…
Сирена, пронзившая вечернее спокойствие базы, заставила меня забыть о боли от жесткого приземления и побежать. На ходу, я потрогала живот, опасаясь, что своим прыжком навредила плоду, но почувствовала, что с ним все в порядке. Не поняла, а именно почувствовала, как, наверное, это может чувствовать только мать… Я знала: несмотря на страх, опасность, отчаяние и чувство обреченности, я сберегу ребенка, которого не желала, которой был чудовищной ошибкой и не должен был увидеть этот свет. Потому что я — его мать!
Я добралась до пролеска и свернула в лесополосу, надеясь хоть немного запутать погоню…
Серега.
Некрополь.