– Кому это нахуй надо?
– А че она такая тогда?
– Может, место проклятое? Вообще, этот Вторчермет – место проклятое. Одни нарколыги там. Че, правильно Анюта говорит – с кем поведешься, от того наберешься. Мы когда со Светкой туда переехали, короче, думали, не будем там ни с кем общаться. До такой жизни не докатимся. Ага, не докатились. Теперь ходим по Вторчермету, не знаем, где упасть.
– А я же вашу лужу видела, – сказала Салеева.
– Ага, моя она, – каркнула Яга.
– Эта же она возле прямо дома Олега?
– Да, блядь, возле евонного. Он же одноклассник мой, – язвительно сказала Яга.
– Че, правда?
– Да, правда. Больше других над моими туфлями смеялся, что мы бедные. А сами такие богатые. Че, обрадовался, наверное, что кто-то беднее него в классе появился. Вообще… Тогда еще в магазины такие сапожки литовские завезли – как бы дутые, с завязочками, светло-розовые и голубые. Мне бы мать тоже такие купила, моего размера не было.
– Мы один раз ездили в Литву на сборы, – сказала Салеева, ногой болтая воду в банке. Окурки тяжело пустились в кругосветное плавание. – В Вильнюсе были.
– Че, как там?
– Церквей много. Аккуратно.
– И че, море там есть?
– Не видела.
– Хорошо тебе, ты хоть куда-то ездила. Я вообще из этого Вторчермета не вылазию. Даже на море ни разу не была.
– Ну да, блядь, ездила, – согласилась Салеева, перестав водить ногой. – Пока руку не сломала.
– Бля-а-адь, как мне этот кузнец приснился. Руки во-о – как мои ноги. Подошел и так своей железкой раскаленной мне по плечу.
– В натуре, что ли?
– Во сне, блядь!
– Я сто раз говорила, к батарее не приваливайтесь.
– Могла бы тряпку постелить.
– Мне делать больше нечего. Сейчас все брошу, побегу тряпку искать.
– Че ее искать? У тебя весь балкон тряпьем забит. Салеева, я тебе говорю, подкопай мужа.
– Че тебе мой муж дался?
– Сколько он может на балконе стоять? Нехорошо это – покойник в доме, – забубнила Яга. – От этого все твои проблемы.
– Какие проблемы? – Салеева поставила банку с окурками на пол. – Че ты мне каркаешь? Никаких проблем у меня нет!
Она бросила свой окурок в банку. Окурок скакнул по воде, как поплавок. Накрыв банку ладонью, Салеева оперлась на нее, вставая. Окурок неглубоко нырнул еще раз, на этот раз тяжелее выходя из окруживших его склизких вод. Они уже впитались пятнами в его темную бумагу, закрывающую фильтр.
– Мне теперь все бросить, на кладбище ехать? – ворчливо проговорила Салеева. – Сказала, весной поеду.
– Уже весна.
Салеева подошла к окну. Отвела в сторону пожелтевшую занавеску. Посмотрела вниз.
– Вижу, что весна, – сказала она. – Пусть хоть теплее станет. Мне выйти не в чем. А ты своего отца в гробу видела? – повернулась она к Яге.