Яд и мед (Буйда) - страница 92

Было возбуждено дело о беспорядках и каннибализме, хотя некоторые юристы и сомневались в том, что убитая женщина была человеком, апеллируя к общественным представлениям о Homo sapiens, которые не сводятся к физическим, физиологическим свойствам.

Вскоре началась Русско-турецкая война, внимание публики захватили Скобелев и Столетов, Шипка и Шейново, и дело о людоедстве было забыто.

Становой пристав Сергей Михайлович Муравьев не успокаивался. Он опросил всех, кто был хотя бы косвенно причастен к происшествию, и тщательно изучил бумаги князя Осорьина, включая его дневник, но так и не понял, что же произошло в действительности. Дело это не давало ему покоя по причинам, которые и самому Сергею Михайловичу были не до конца ясны. Оно доводило его до раздражения и отчаяния, и в конце концов, после внезапной кончины горячо любимой жены, умершей третьими родами, он подал в отставку и принял постриг в осорьинском Борисоглебском монастыре под именем Сергия.

Сычик же бежал за границу. Он был пастухом в Аргентине, докером в Нью-Йорке и пулеметчиком в Трансваале, в Россию вернулся в 1905-м, сначала примкнул к эсерам, потом стал большевиком. Во время Гражданской войны командовал Бессмертной дивизией, носившей имя великого революционера Галилео Галилея, а потому называвшейся еще Галилейской. На знаменах галилейцев золотом и серебром был вышит девиз – «Не мир принес Я, но меч». Петр Сычев поклялся до полной победы мировой революции не снимать с головы тернового венца, не спать с женщиной и не носить обуви. Подпоясанный висельной веревкой, он ходил в атаку как рядовой боец, и ни пули, ни сабли его не брали. Осенью 1919 года Бессмертная дивизия остановила войска Деникина на подступах к Москве, потом сражалась на Дону, участвовала в боях за Крым.

Спустя десять лет Петр Сычев и иеросхимонах отец Сергий встретились в Соловецком лагере особого назначения и оставались неразлучны до самой смерти.

Они вели долгие разговоры – о ничтожном и мрачном прошлом, без которого не бывает великого будущего, о притаившихся предметах, о том, что историю всегда можно отмыть добела, но никогда – дочиста, о падении царства и бессмертии рабства, о виновности человека и безвинности народа…

Оба умерли голодной смертью в один день.

Они были откровенны друг с другом, но когда умирающий отец Сергий спросил, пробовал ли Сычик мясо Софочки, умирающий комдив ответил уклончиво: «История и гигиена – разные науки».

Похоронили их в братской могиле.

Повесть о князе Алешеньке

Тайный советник Николай Николаевич Полуталов был в темно-сером фраке, шелковом жилете, с шелковым же платком в нагрудном кармане, в белоснежной рубашке с воротником-стойкой, туго стянутым галстуком с крупным бриллиантом. Его узкое брылястое лицо казалось воплощением сонного достоинства, но Евгений Николаевич Осорьин то и дело ловил на себе взгляд старика – взгляд острый и внимательный. Возможно, старик не одобрял легкомысленного наряда князя – белого пиджака и парусиновых туфель с веревочными подошвами.