Я долго отсутствовал, и ты могла привыкнуть сама заниматься делами. Что ж, тебе придется простить меня, но не забывай, что именно ты вынудила меня поехать в Иерусалим. Как это ни печально для тебя, но я вернулся. Я понимаю, что тебе очень хотелось бы иметь все это, но чтобы рядом не было меня.
Он смотрел на Адель и впервые в жизни начинал понимать истинную ее сущность, не испытывая при этом чувства вины. Она без конца твердила о скромности, она слыла такой религиозной, такой богобоязненной. Все это были только слова. Она никогда не думала ни о ком, кроме себя. Хью огляделся по сторонам, осматривая комнату Адели, как будто увидел ее впервые. Впрочем, он и вправду почти не бывал здесь. Ее кровать была укрыта огромным богатым покрывалом из тончайшей, но очень теплой бельгийской шерсти. На полу лежал толстый ковер из горностаевых шкурок. Пальцы ее были сплошь в тяжелых золотых Кольцах, которые он присылал ей из Иерусалима. Эти кольца были подарены ему за храбрость, которую он проявил, выполняя свой долг. Он мало думал о них, считая не более, чем трофеями бесполезной войны, однако Адель, по всей видимости, тщательно пересмотрела их все, отобрала самые красивые и взяла себе, не спросив даже его разрешения на это.
— Тебя обуревает гордыня, Адель, — бросил он ей.
Она попыталась встать со своего места, однако он повторил предостерегающий жест.
— Когда я уезжал, то предупредил тебя, что управляющий, которого ты наняла, должен быть немедленно уволен, но ты не подчинилась мне. Ты дурно обращалась с моими подданными, и ты посягала на мою собственность. Ты брала, что хотела, не спрашивая моего разрешения. Ты решила, что можно не принимать во внимание меня, герцога Понтуазского!
Я уезжаю, но оставляю здесь Гладмура и Триера. Я приказываю им присматривать за тобой.
Что бы ты ни сделала, обо всем будет немедленно доложено мне.
Не становись мне поперек дороги, Адель, иначе ты можешь оказаться в комнате своей служанки на хлебе и воде!
Адель пораженно смотрела на него.
— Ты не посмеешь сделать такое со мной! Я — твоя жена, и требую, чтобы со мной обращались, как подобает.
— С тобой будут обращаться, как подобает, только в том случае, если ты будешь послушной женой!
Не сказав больше ни слова, Хью развернулся на каблуках и вышел из комнаты. Когда дверь за ним закрылась, Адель затряслась от ярости, которую ей пришлось сдерживать во время монолога Хью. Как посмел он так говорить с ней!? Да если бы не она, Хью Вунэ был бы никем. Разве не она уговорила его отправиться в крестовый поход? Разве не там Хью заработал все, чем сейчас владеет? Замок, землю, крестьян, золото и драгоценности? И он еще смеет говорить ей о подчинении! Он грозится запереть ее в комнату для прислуги! Никогда! Повернувшись к своему столику, она оперлась об него руками, глядя на разложенные драгоценности. Взгляд ее упал на медальон, который она сняла с шеи потаскухи. Ни одна из ее драгоценностей не могла по красоте сравниться с этой вещью. Длинные, тонкие пальцы сомкнулись на медальоне, и Адель, размахнувшись, изо всех сил швырнула его в дубовую дверь, за которой несколько минут назад скрылся Хью.