Было видно, что мадам Лажу чувствует себя не в своей тарелке. К тому же она не знала, что должна сказать.
– Я тотчас вернусь к вам.
Дюпен зашел в бар, остановился у дальнего конца стойки и вытащил из кармана мобильный телефон.
– Мадам Кассель?
Он говорил очень тихо.
– Да, это вы, господин комиссар?
– Да. Вы мне нужны. Вы должны нам помочь с поиском подписи. Я не имею ни малейшего представления о том, как это делается, да у нас нет и нужных инструментов.
Дюпен явственно услышал в трубке тихий смех.
– Я так и знала, что вы позвоните еще раз. Мне надо было сразу предложить вам свою помощь.
– Мне очень жаль, мадам Кассель, но в некоторых вопросах мы можем положиться только на ваши искусствоведческие знания. Я понимаю, что вы заняты на конгрессе, и мне…
– Мне нужно пять минут, чтобы собраться. К тому же меня ничто сейчас не держит на конгрессе. Я приеду на своей машине, если вы, конечно, не возражаете.
– Я буду страшно вам благодарен. Мы вас ждем. Сейчас, – Дюпен посмотрел на часы, – сейчас четверть восьмого. Так что мы вас ждем.
– До скорой встречи, господин комиссар.
Дюпен вернулся к мадам Лажу.
– Теперь я полностью в вашем распоряжении, мадам Лажу. Еще раз приношу свои извинения.
– Я уже сказала вам, что ваша работа важнее, господин комиссар. Мы все хотим, чтобы вы скорее нашли убийцу. Уже прошло три дня, но так не может продолжаться дальше. – В голосе мадам Лажу снова появились плаксивые интонации, хорошо знакомые Дюпену по прежним разговорам с ней. Выждав пару секунд, он заговорил – энергично и напористо:
– Теперь вы можете все мне сказать, мадам Лажу.
Женщина вздрогнула, как от удара, и отвела взгляд.
– Я… я не понимаю, что вы имеете в виду. Чем я могу вам…
Она умолкла, лицо ее и вся фигура выражали теперь смирение. Дюпен пристально смотрел ей в глаза.
– Вы же все знаете, не так ли? Вы все знаете.
Она была готова разрыдаться. Казалось, еще немного, и она полностью утратит самообладание.
– Господину Пеннеку это бы не понравилось. Он был бы недоволен, потому что не хотел, чтобы кто-то узнал про картину.
– Мадам Лажу, речь идет о сорока миллионах евро. Точнее, речь идет о мотиве убийства Пьера-Луи Пеннека.
– Вы ошибаетесь, – теперь мадам Лажу говорила зло и резко, – речь идет не о сорока миллионах евро, а о последней воле умершего, господин комиссар. То, что эта картина висит здесь в сохранности и о ней никто не знает – это касается только отеля и его истории…
– Он хотел передать ее в дар музею Орсэ и хотел сделать это на следующей неделе. Картина должна была висеть в музее с сопроводительной табличкой с краткой ее историей.