– Этого вполне достаточно, мадам Лажу. Когда вы обычно ложитесь спать?
– Вот уже несколько лет я ложусь спать очень рано – в половине десятого, ведь мне надо каждый день вставать в половине шестого. Теперь же мне приходится допоздна задерживаться в отеле, и соответственно изменился мой распорядок.
– Благодарю вас, мадам Лажу. Собственно, я узнал все, что мне было нужно. Скажите еще, вы встретили кого-нибудь, уходя из отеля?
– Насколько я помню, мадам Мендю. Мы с ней встретились здесь, внизу, и коротко поговорили.
– Хорошо. Теперь можете идти домой.
– Хотелось бы, но у меня еще есть дела.
Было видно, что мадам Лажу чем-то сильно озабочена.
Дюпен все понял.
– Еще раз хочу вас уверить, что все, о чем мы сейчас говорили, останется между нами, мадам Лажу. Будьте спокойны. От нас никто ничего не узнает.
Эти слова подействовали на нее успокаивающе.
– Спасибо, для меня это очень важно. Люди болтают обо мне бог весть что, вы же понимаете. Мне невыносимо об этом думать, когда я вспоминаю господина Пеннека.
– Я еще раз от всей души благодарю вас, мадам Лажу.
Дюпен направился к выходу из ресторана, мадам Лажу последовала за комиссаром. Из ресторана они вышли одновременно. Дюпен запер дверь и попрощался с мадам Лажу.
В вестибюле не было ни Кадега, ни Риваля. Сейчас Дюпену был нужен один из них. Мадам Лажу поднималась тем временем по лестнице и уже почти исчезла из виду, когда комиссар вдруг вспомнил, что не сказал ей еще одну важную вещь.
– Прошу прощения, мадам Лажу, я забыл спросить, сможете ли вы узнать человека, с которым Пьер-Луи Пеннек разговаривал в среду перед входом в отель?
Мадам Лажу необычайно проворно обернулась.
– О да, конечно. Ваши инспектора уже спрашивали меня об этом.
– Я хотел бы попросить вас взглянуть на фотографию и сказать, изображен ли на ней тот человек.
– Разумеется, я посмотрю фотографию, господин комиссар.
– Ее покажет вам один из инспекторов.
– Я буду в кафе для завтраков.
– Еще раз большое вам спасибо.
Мадам Лажу исчезла на площадке второго этажа.
Дюпен вышел за дверь отеля и полной грудью вдохнул вечерний воздух. На площади и узких улицах творилась невообразимая толчея. Дюпен свернул вправо и пошел по своей любимой улочке. Здесь не было ни одного человека.
Было уже восемь часов, но Дюпен утратил всякое представление о времени. Это происходило с комиссаром всякий раз, когда ему приходилось заниматься трудным делом. Сегодня это ощущение было сильнее еще из-за того, что день, собственно, наступил только к вечеру. Стояла такая жара, словно солнце стремилось наверстать то, что оно упустило за утренние часы. Было такое впечатление, что день только начинается. Третий, тяжелый и долгий день.