– Переворачивайся на живот, герой-одиночка! – потребовал Крячко.
Сцепив зубы, чтобы снова не заорать, Гуров осторожно и медленно повернулся. Он уткнулся лицом в подушку и чувствовал себя так, словно мешок цемента на девятый этаж бегом отнес. Тут-то Стас за него и принялся. Мало того что жутко вонючая мазь неопознанной природы беспощадно жгла кожу, вдобавок приятель, втирая ее, от души стараясь, приговаривал:
– А это тебе, друг Левушка, чтобы в следующий раз умнее был, старших слушал, с плохими дядями не водился!
После этой экзекуции поясница Гурова горела как в огне. А когда Стас еще и закутал его в колючий шерстяной платок, он только что не взвыл. Зато возможность двигаться, пусть медленно и осторожно, к нему вернулась. Это было самым главным.
Брюки поверх платка, конечно же, не застегивались. Поэтому Гурову пришлось ограничиться ремнем, а рубашку надеть навыпуск. Он кое-как позавтракал и пошел к машине, неся себя, как хрустальную вазу.
– Куда ты в таком состоянии за руль? – Стас, шедший рядом с ним, горестно вздохнул. – Давай я тебя в Москву отвезу.
– Не надо, сам доберусь, – отказался Гуров, понимая, что Крячко, конечно, искренне за него переживал, но при этом имел еще один совсем незначительный интерес – выяснить, куда же все-таки товарищ собрался.
Зная, что время в запасе у него есть, Гуров ехал медленно и осторожно. Поясница, хоть и значительно меньше, но все-таки болела, так что ему было не до лихачества. Уже в Москве Лев Иванович остановился возле аптеки, объяснил продавщице, что у него приступ радикулита, купил самое сильное обезболивающее, шприцы и перцовый лейкопластырь.
Дома Мария только невольно ахнула и спросила:
– Лева, что с тобой? Чем от тебя так пахнет?
– Не деликатничай, – он поморщился, – не пахнет, а воняет. Это мне поясницу прихватило, вот Стас меня чем-то и натер. Я сейчас в душ, потом себе укол сделаю и ты мне пластырь налепишь. По делам ехать надо!..
Лев Иванович долго стоял в душе, прогревал очень горячей водой поясницу, а заодно смывал вонючую мазь. Не ехать же к Попову, благоухая такими ароматами! Потом он сделал себе укол обезболивающего. Но вот когда Мария налепила ему первый перцовый лейкопластырь, настоящий полковник взвился чуть не под потолок. Перец на кожу, и так раздраженную, – это уже слишком!
– Снимай немедленно! – заорал он.
Перепуганная Мария резко сдернула лейкопластырь, и Гуров снова взвыл. Повышенной волосатостью он не отличался, но боль все равно была дикая. После такой сам радикулит уже как-то всерьез не котировался.
Лев Иванович решил, что с него хватит и обезболивающего укола. Он быстро собрался и поехал к Попову хорошо знакомой дорогой.