Журавушкин бросил тоскливый взгляд на вишневый пирог и поднялся.
– Да-да, идемте в сад, – откликнулся Раевич и тоже торопливо встал.
Стул, на котором он сидел, чуть не упал. Его проворно подхватил Ромашов. Аркадий Валентинович отметил отличную реакцию знаменитого актера. Или вещи в этом доме падали так часто, что все его обитатели были настороже?
В любом случае, Ромашов был строен, как юноша, животом не обзавелся, зато мускулатура впечатляла, особенно сейчас, когда Андрей Георгиевич надел простую белую майку и клетчатые шорты, по-домашнему. Выглядел он отлично, хоть сейчас на фото!
«Он актер, ему это надо, – тут же мысленно начал оправдывать себя Журавушкин. – А я адвокат. Мне-то это зачем? Вон, Раевич, тоже неуклюжий! Зато на пяти языках без словаря говорит!»
– Как там моя жена? – первое, что спросил у него Раевич, когда они присели на скамейку в беседке.
– Говорит, что привыкла.
– Разве к тюрьме можно привыкнуть? – удивился Ефим Иванович.
– Ко всему можно привыкнуть. От безысходности.
– Но вы ведь все сделаете для того, чтобы этого не случилось? Обвинительного приговора?
– Мы, Ефим Иванович, мысделаем… А скажите-ка мне, почему именно Бодлер? Мало ли поэтов. Было и есть.
– В самом начале девяностых, когда все это безобразие начиналось, я совершенно случайно наткнулся на строки… – Ефим Иванович прикрыл глаза и процитировал:
Безумье, скаредность, и алчность, и разврат
И душу нам гнетут, и тело разъедают…
Упорен в нас порок, раскаянье – притворно;
За все сторицею себя воздать спеша,
Опять путем греха, смеясь, скользит душа,
Слезами трусости, омыв свой путь позорный…
– Ничего не напоминает, Аркадий Валентинович? Разве это не о нашем времени? «Мы к Аду близимся, но даже в бездне мы без дрожи ужаса хватаем наслажденья». Разве это не об эпохе потребления? Без дрожи ужаса…
– Это Бодлер, да?
– Предисловие к его поэтическому сборнику «Цветы зла». Вон они, повсюду, – Раевич кивнул на пышно цветущие клумбы.
– Да это вроде как не то. Извините, я, конечно, не знаток поэзии, но…
– Вот именно! – неожиданно сердито сказал Раевич. – С такой невинности все и начинается! Вроде как мы клумбы сажаем. Украшательством занимаемся. А к чему приходим? За пистолет хватаемся, чтобы по-прежнему ходить среди этих клумб! Которые нам уже дороже, чем спокойствие души! Мы к аду близимся…
– Я вас не понимаю, – озадаченно сказал Журавушкин. – Вы хотите сказать, что…
– Настю убила моя жена! Раз уж мы здесь вдвоем… – Раевич оглянулся и понизил голос: – Разумеется, на суде я этого не скажу. Но вам, как адвокату, чтобы вы знали. Вы ведь собираетесь ее защищать?