Склонив голову набок, отец Григорий с любопытством наблюдал, как Онисин носиться по храму «от мобильника к мобильнику». Люди, завидев приближающегося смотрителя, только быстрее начинали говорить по телефону и ускоряли шаг, торопясь договорить начатое-неотложное-наиважнейшее-архисрочное… Налюбовавшись этой игрой в «кошки-мышки», отец Григорий громко и как-то даже торжественно, объявил:
— Все звонящие в храме телефоны будут погружаться в святую воду!
В изумительной акустике собора эти слова прозвучали как «глас свыше». Беготня в соборе прекратилась, словно по команде «замри». Люди осторожно, словно разряжая гранаты, начали отключать сотовые.
— Да не за что, — сказал священник благодарно взирающему на него Онисину. — Это что б ты не начал оправдывать римлян…
И с достоинством удалился.
— Ну как ты? — спросил вернувшийся Иван.
— Знаешь, — задумчиво сказал Онисин. — А ведь инквизиция не такое уж мерзопакостное изобретение… Есть в ней что-то… Вот сердцем чую в ней какие-то очень положительные черты…
— Вот поработаешь полгодика, и это «неясное чувство» обретет перерастет в страстное желание, — уверенно пообещал Иван. — Пора расставлять скамейки. Скоро воскресная школа. Отец Кирилл человек начитанный, а потому, если заставим его ждать, то и нагоняй будет изысканным… Ты человек военный, ты у нас быстро привыкнешь.
— Потому что собор — воинский?
— Потому что священники опытные. Разницу между «добрым» и «добреньким» — знаешь? «Строгий настоятель — веселый клир, добренький настоятель — клир в ересях и в печали». У солдат служба, и у нас служба, у солдат пост, и у нас — пост… Устав, послушание и строгий распорядок… Знакомо?
… Отец Кирилл был роста среднего, улыбчив и порывист в движениях. В собор он не вошел, а вбежал. Впоследствии Онисин не раз замечал за ним эту странную особенность: чем больше народа было на крещениях, чем больше паствы собиралось в его «воскресную школу», тем энергичнее, стремительнее, бодрее он становился. Во время большого скопления людей он аж летал по храму, и риза его развивалась, как плащ крестоносца. Зато когда служба подходила к концу, батюшка на глазах «соловел», моргал все медленнее и медленнее и с неприкрытой тоской посматривал на деревянные скамейки, явно казавшиеся ему сейчас пуховыми перинами. Позже Онисин узнал, что священник, помимо работы в храме пишет книги, ведет православный сайт в интернете, выступает на православных радиостанциях, преподает семинаристам, записывает передачи-лекции, возглавляет паломнические поездки, а если учесть наличие аж четырех детей (как своих, так и приемных), и каждодневного изучения исторических и духовных трудов, то оставлялось только удивляться, когда он вообще умудряется спать. Был он добр, терпим к «разномыслию, дабы появились искусные», но к Слову относился строго даже в мелочах, болезненно воспринимая даже оплошности. Как-то раз он привел в собор своих семинаристов, по очереди читавших перед службой Евангелие. Краем глаза, Онисин заметил, как наливается недобрым огнем лицо священника, занятого в этот момент разговором с какой-то прихожанкой. Наконец, не выдержав, священник жестом подозвал к себе Сергея и отчеканил: «Скажите в алтаре, что б отозвали… чудака! Нельзя так коверкать Слово!» Это был единственный раз, когда Сергей видел священника рассерженным. Даже в спорах он не повышал голоса, а лез в толстые словари и показывал собеседнику точное определение смысла оспариваемого. «Древние говорили: прежде чем спорить надо условиться о терминах — , любил повторять он. — Мы слишком часто не понимаем смысла сказанного, трактуя его так, как нам «кажется» … Доходит до того, что говоришь одно, а понимают… в меру своих знаний. Даже поговорка появилась: «Я в ответе за то что говорю, а не за то, как вы меня понимаете» … Если б вы знали, как сложно говорить «с римлянами на римском» если они и римского не знают, а лишь «албанский» … Смотри в суть слова и все станет ясно. Ведь все так просто, если при этом… думать!»