Увы, дальше дослушать Онисину не дали. Сначала он помогал Ивану выводить какого-то весёлого моряка, вознамерившегося под влиянием «субботних возлияний» станцевать в соборе «камаринского мужика», затем бегал по храму за звенящими телефонами как кот — за солнечными зайчиками (и — увы! — с тем же успехом), потом три раза объяснял любопытным — почему на куполах изображены шестиконечные звезды, вновь бегал за «звенящими прихожанами» … Так прошел первый день…
— В Эфиопии, — сказал Иван, запирая собор. — Официально принявшей христианство третьей по счету страной, до сих пор такое строгое отношение к вере, что люди молятся у стен храмов, как молились у стен храма Соломона. Гостей кормят из своих рук, единоверца считают братом, религия считается смыслом жизни… Дикая страна, да? У нас не Эфиопия… У нас — прогресс и эти… как их… «демократические свободы» …
— Ничего, терпимо, — улыбнулся Сергей. — Зато в нашем «разнообразии» если уж человек делает выбор, то это действительно — его выбор…
— Ну да, свобода воли, — согласился Иван, вглядываясь куда-то, — А вот это он зря…
Онисин проследил за его взглядом. Сначала он обнаружил застывшего в изумлении отца Георгия. И уже по его взгляду отыскал выходящего из алтаря юношу (Позже он узнал, что это был послушник Алексей — парень очень хороший и добрый, но совсем еще юный, а потому неопытный. Опытность от неопытности отличается количеством шишек, набитых граблями, по которым довелось пройти. А юность… она летит к завтрашнему дню с такой энергией, что… вскоре этот опыт приобретает…)
Алексей, по случаю летней жары переодевшийся в легкомысленные шорты и футболку с какой-то «рокерской» эмблемой, весело выскочил из алтаря, не замечая священника… Что-то забыв, вернулся… снова выскочил… Онисин подумал, что отдал бы часть из причитающегося на его долю клада, лишь бы получить фотографию отца Георгия в этот миг. Сергей как-то видел сидящего на подоконнике соседского кота — важного и солидного, с другой стороны оконного стекла взирающего на воробья. Воробей был совсем юный, еще желторотый, и в блестевшем на солнце стекле кота не замечал, радостно прыгая взад-вперед по подоконнику. Кот, не веря своим глазам, лишь поворачивал голову, приоткрыв от изумления рот, и словно даже потряхивал головой, пытаясь сбросить это невообразимо-нахальное наваждение…
Придя в себя, отец Георгий быстрым, бесшумным шагом догнал голоногого «птенца» и поволок за собой в алтарь.
Онисин с Иваном напрягли слух. Из-за врат доносилось глухое урчание, рычание и едва слышное попискивание… Несколькими минутами спустя, вновь появился отец Георгий, что-то с хрустом дожевывая.