Руки у Алешки вспотели, в глазах защипало. И вдруг что-то шмыгнуло рядом с его ногой.
Алешка заорал и пополз куда-то, отбрыкиваясь.
Существо вцепилось в его ногу. Сдавило лодыжку мертвой хваткой и, безжалостно царапаясь когтями, пыталось схватить за другую.
Алешка рвался, визжал и колотился изо всех сил.
Днище палатки лопнуло и расползлось, черным горбом поднялась земля. Она сыпалась и проваливалась, и Алешка уходил в нее все глубже — в черную жирную почву, в сплетения корней, к червям. В могилу.
А кто-то стоял сверху и смотрел, как он бьется. Какая-то женщина.
Задохнувшись, Алешка в ужасе распахнул глаза. Ночи не было.
Утреннее солнце золотило крышу палатки. Через поднятый полог внутрь заглядывал Олег, с озабоченным видом рассматривая малолетнего шурина.
— Алексей! Ты чего разорался-то? Случаем не лунатик? — усмехнувшись, сказал он. — Давай поднимайся мигом. Ребята уже на реке.
Алешка выпростал ноги из спальника, в котором основательно запутался, воюя с кошмарами. И тут открылось, что на ноге у него четыре свежие ссадины.
— Где это ты так до крови ободрался? — удивился Олег. — Или комара раздавил?
Алешка пожал плечами. Царапины саднили кожу.
* * *
— Эй, что за хрень? — Крик Багра разорвал тишину леса так внезапно, что старик Кравцов вздрогнул. — Что там за хрень, говорю?! — визгливо, по-девчачьи, голосил недавний зэк, тыча правой рукой в воздух.
Обычно они шли другим порядком: старик впереди, указывая дорогу, а Багор с наплечным мешком позади.
Но такое положение Багру не нравилось. Раздражало мотаться за чужой спиной — слишком похоже на недавнее хождение строем в колонии. А он торопился забыть обо всем, что связано с зоной. Поэтому вылез вперед и радовался свободе.
Теперь он бы предпочел, чтобы старик Кравцов первым наткнулся на странное зрелище. Нервы некстати сдали. Багор опасался теперь за свой авторитет.
Хотя, возможно, тут у любого поджилки бы затряслись: в черном провале между двумя елями возникло красное лицо. Кровавая маска без глаз. Вместо глаз — сучья сухие воткнуты.
Преодолевая дрожь в коленках, Багор подошел поближе и нервно захихикал, блестя фиксой. Красное лицо оказалось нарисованным на ободранном, без коры, кусочке ствола лиственницы. Сучки были обрубками старых, оструганных веток самого дерева.
Соседние деревья тоже разрисованы какими-то знаками.
Багор перевел дыхание.
— Это что за хрень? — спросил он Кравцова. Старик подошел глянуть.
— Откуда я знаю? — ответил он, хмурясь и оглядываясь по сторонам.
— Ты мне сказочки не мастырь — я тебе не городской лошок, — сказал Багор и вытащил из кармана нож-выкидушку.