— Отдохнул? — дождавшись кивка, добавил: — Попей на дорогу, набрать не во что.
Егор послушно приблизился к ручью и начал пить, зачерпывая воду ладонью.
— Пошли? — и снова он молча кивнул, ни слова не произнеся в ответ.
* * *
— Стоп! — Чужинов выкинул в сторону руку так резко, что Егор наткнулся на нее как на шлагбаум. — Замри.
Шоссе показалось в просветах между деревьями уже давно, но они долго шли вдоль опушки березовой рощи, пока наконец не оказались на этой возвышенности. Глядя на серое от усталости лицо мальчишки, Глеб даже подумал, что перестраховывается. Но нет, все он сделал правильно, и ему хватило лишь одного взгляда, чтобы убедиться в своей правоте.
— Что там, Глеб? — Егор воспользовался первой же возможностью, чтобы прилечь на траву.
— Ничего хорошего, Егор, ничего хорошего. Пойдем отсюда, и постарайся не шуметь.
— Там тоже есть эти твари?
— Как ты их назвал: твари? — от Егора Чужинов впервые и услышал слово «тварь» в отношении этих существ. Позже выяснилось, что так их назовут повсеместно. — Да, Егор, есть. По крайней мере, они там были.
С возвышенности хороша была видна лента шоссе и автобусная остановка на противоположной стороне дороги, установленная на развилке, идущей на дачный поселок. Обычная остановка, из бетонных плит, украшенная примитивным граффити и надписями не совсем приличного содержания. Недалеко отсюда расположен город, названный в честь советского физика-атомщика. Он тоже не гигант, но в сравнении с Ильино едва ли не мегаполис. И еще издали Чужинов обратил внимание, что совсем не слышно звука моторов несущихся по шоссе машин.
То, что он видел сейчас, объяснило сразу все: возле остановки стоял автобус, старенький ЛАЗ. И выглядел он в точности таким же, как и те, которые он наблюдал у моста при въезде в Ильино: без стекол, с распахнутыми дверьми и выбитыми окнами. На неровных бортах автобуса, и рядом с ним, на асфальте хватало пятен и потеков, не могущих быть ничем иным, как кровь.
Некоторое время они шли вверх по течению мелкого ручья, вспугивая стайки мальков: Глеб тогда еще не знал, что нюх у тварей ничуть не лучше человеческого и решил таким образом спрятать следы. Наконец ручей вывел их в небольшое озерцо, и им поневоле пришлось выходить на берег.
Егор сразу же рухнул на землю:
— Глеб, давай отдохнем, я больше не могу.
— Конечно, отдохнем, Егор. Ты ноги закинь на эту кочку, пусть от них кровь отхлынет. Если хочешь, вздремни, я покараулю.
«Мальчишка очень устал, устал до такой степени, после которой наступает полнейшая апатия ко всему. Даже к собственной жизни и смерти, и это безотносительно ко всем, кто бы ни был и какой бы подготовкой ни обладал. Пусть отдохнет», — думал Глеб, пытаясь сообразить: что же им делать дальше? Неужели Кошелев был прав, и беда пришла сразу для всех? Знать бы наверняка, и действовать уже от этого.