Она вытряхнула содержимое карманов на матрас. Дары «оттуда», от «там» и от «тех». И каким бы они ни были хламом, храниться им в ящиках, бережно завернутыми в платки и в серебристую бумагу, потому что подарки не выбрасывают и не дарят другим.
Ночь бездонными дырами в окнах. Кошатница встряхнулась, и с пиджаком на матрас упали три одинаковых дымчато-серых кота, обнажая костлявые плечи. Лицо – длинное, как клинок, бесцветные волосы – секущими иглами. Коты полезли обратно, она отогнала их, свистом отослав одного в нужную сторону. Кот просеменил к окну, дернул штору за шнур – и черные дыры окон затянуло белым. Брезгливо потряхивая лапой, кот вернулся на матрас. Ах, если бы они еще умели варить кофе, как неоднократно повторялось жадными до зрелищ!
– Если бы они умели, – прошептала Рыжая. Она не различала котов, их никто не различал, кроме хозяйки. Сев рядом с дарами, Рыжая принялась их рассеянно перебирать. – У кого же болят глаза?
Кошатница обволоклась пиджаком и котами.
– У Крысы, – сказала она. – Которая вернулась.
Рыжая настороженно вытянула шею:
– Откуда на этот раз?
– Разве поймешь? Говорит, со дна реки. Где водоросли и песочные люди. Хватит с нас и одной Русалки, как ты думаешь?
– Да… – Рыжая подобрала с пола волос. Бесконечный Русалочий волос. Выуживая его, она подняла руку, но конец так и остался на паркете, невидимо поблескивая, скручиваясь и убегая под матрас. Коты хищно следили со своих мест. Они и глаза их хозяйки. Рыжая встала.
– Пойду поищу ее. Хочу послушать про реку.
Коридорный выключатель – у каждой двери. Еще одна привилегия. Возмущенные крики встретили свет – и стихли, недовольно пришепетывая. Осмотревшись, она нашла. У стены, за спинами смотревших телевизор, горбилась одинокая фигура в кожаной куртке. Свет погас. Рыжая пробралась сквозь тела и зыбкий дух парфюмерии и, присев, затрясла Крысу за плечо.
– Крыса! Эй, проснись!
– Зачем ее будить? Не стоит, – застонали голоса у экрана. – Пусть себе спит. Пусть видит сны…
Рыжая тряхнула сильнее.
Даже в темноте они обожгли, сумрачно горящие глаза.
– Зачем отпугивать сны? Зачем рвать одежду? Зачем?
Девушка, худая, как скелет (о том, что это девушка, надо было суметь догадаться), черные лужи глаз, черный лак прилипших к голове волос, черная куцая куртка с эполетами, бледные губы. Крыса, та, что Летун – уходящий в Наружность – с полумесяцем бритвы (под каким из ногтей?), – встала с пола, затуманенно глядя на экран.
– Боже! – сказала она. – Просвещаются…
Перед телевизором виновато завозились, скрипя половицами.
– Пошли.
Рыжая дернула Крысу за рукав куртки. Та покорно пошла следом, круша каблуками встречные части тел. Но… ни писка, ни крика, потому что никто не знает, во-первых, в своем ли уме, а во-вторых, под каким из ногтей?