– Знаешь, Дима, – жена поставила локти на стол, скрестила пальцы. Она снова стала похожа на маленькую обиженную девочку, какой часто представлялась Дмитрию Ильичу, когда он хотел заглушить свою обиду, злость, – знаешь, я в детстве очень любила пенку от варенья, особенно от малинового.
Прохоров вскинул на нее недоуменный взгляд. Совсем голову потеряла. Разве можно обижаться на нее такую. Ее страданий никому не понять.
– Так вот, я всегда ждала, пока мама снимет пенку, – продолжала Светлана, – и с наслаждением ела ее чайной ложечкой. А пока Илюша рос, он никогда не делал этого. Сколько раз предлагала ему – попробует, плечами пожмет, мол, ничего особенного. Меня это злило, как будто от такой мелочи зависело наше взаимопонимание. Сейчас я понимаю, как была глупа. Сколько таких мелочей, пустого… Если бы вернуть все назад… Наши дети никогда не будут такими, как мы. Мы злимся на них, а на самом деле, просто не можем примириться с собой.
Прохорова поднялась, вышла из кухни. Дмитрий с удивлением заметил, что она надевает босоножки.
– Куда ты, Света?
– Домой. – Она вытерла слезы. Ни всхлипов, ни придыханий.
– Поедешь завтра со мной на кладбище?
– Нет, не поеду. Мне от этого не легче. В первые дни было, а теперь – нет, – твердо ответила Светлана, потирая пальцами лоб. – А я вспомнила, зачем приходила.
– Слушаю тебя.
– Когда он родился, я поняла, что меня больше нет.
– Не понимаю!
– Для меня это был такой стресс, как будто это мой первый ребенок. Я растворилась в этом всепоглощающем страхе за него. Мне было наплевать на все, лишь бы у него все сложилось лучше, чем у меня, тебя, чтобы он прожил счастливую жизнь. Еще я ужасно ревновала тебя к нему. Это большой грех. – Прохорова перестала плакать. Лицо ее приняло сосредоточенное выражение. Она вспоминала. Мучительное путешествие в прошлое отбирало у нее последние силы. Прижав ладонь к груди, прошептала: – Господи, оно еще бьется…
– Для меня его появление было праздником. Я растворился в любви и заботе к нему, – тихо произнес Дмитрий Ильич.
– Я заметила. Ты и обо мне забыл. Теперь это не важно. Мы оба остались ни с чем.
Опершись о входную дверь, она несколько раз перевела дыхание, борясь с подступающими слезами. Дмитрий видел, что она хочет еще что-то сказать и собирается с силами. Он не подгонял ее.
– Я не помню свои последние слова. Не помню, о чем говорила с Илюшей в тот день. Сердце ничего не подсказало. Еще один день, еще немного суеты. Так мне казалось тогда…
– Я сказал ему, что будет дождь, чтобы он взял зонт.
– Не пригодился, значит, – дрожащим голосом констатировала Светлана. Она открыла дверь и бросила на Прохорова прощальный взгляд. – Уезжал бы ты. Говорил ведь, что на родину собираешься.