– Боже мой, – выдохнул я. – Мишель, ты что-нибудь понимаешь?!!
– Космический корабль либо станция. Но размеры! – ахнул он.
– Погоди, но пробы грунта показывали, что в первом случае мы имели дело все-таки с планетой. Очень странной, но планетой. А это… Ведь это искусственное тело!
– Да, – прошептал он. – И притом хорошо экранированное: иначе мы бы обнаружили его раньше, чем планету. У меня… у меня есть гипотеза, кэп.
– Говори.
– Планета – это проба, срез, шлиф. В общем, не планета, а только её часть. Отрезанная от лимона долька. Планеты – они все круглые, исключений не бывает.
– А что же тогда ЭТО, Мишель? – спросил я, уже догадываясь, что он ответит.
– Думаю, это микроскоп или что-то в этом духе. “Слоны” – держатель пробы, а диск – часть огромного механизма…
В это время курс нашего корабля самопроизвольно поменялся, и нас начало с неимоверной силой притягивать к поверхности прямоугольно-плоской планеты.
Рыча проклятия, я бросился к пульту управления и начал лихорадочно менять курс. Корабль не слушался. Было такое ощущение, что нас схватили огромным невидимым пинцетом и теперь тащат на предметный столик, как редкое насекомое.
Когда я понял, что сделать ничего невозможно, то отвалился в кресле, скрестив руки на груди. Сказал, обращаясь к Мишелю, который даже не пытался мне помогать:
– Кажется, мы в ловушке. И связи нет… Вполне вероятно, что вскоре мы узнаем, проживает ли на этой планетке мсье Коперник, а также что он думает о строении своего мира.
Мишель попытался улыбнуться, но вышло как-то не очень.
И тогда я приказал ему:
– Тащи коньяк, самую старую бутылку. И закуску: для нас – сыр и буженину, для Красавчика – сардины. И не забудь прихватить пару анекдотов! Смех – последнее прибежище для таких идиотов, как мы…
Москва, Кремль.
Президенту Российской Федерации, Путину В.В.
От заключённого колонии № 34576 Завьялова Сергея Сергеевича, 1980 года рождения, приговорённого к пожизненному заключению за многочисленные умышленные убийства при отягчающих обстоятельствах.
Уважаемый Владимир Владимирович!
Я видел Вас по телевизору. Очень долго, очень внимательно на Вас смотрел и понял: Вы – очень справедливый человек, хотя и несчастный. Уверен, что если это письмо попадёт Вам в руки, то я буду амнистирован, потому что на свободе от меня куда больше пользы, чем здесь, в этой камере. Ах, если бы мне довелось поговорить с Вами лично… Но я понимаю – это невозможно, поэтому мне только и остаётся, что написать Вам это письмо.
Постараюсь быть по возможности кратким, чтоб не отнимать ни у Вас, ни у Ваших помощников драгоценного времени, но начать придётся всё-таки издалека – с моего детства. Вернее, с одного случая, произошедшего со мной в детстве, который не только изменил всю мою жизнь, но, в конце концов, и привел сюда, в эту камеру.