Артист воздел руки к потолку с пострадавшей от времени лепниной.
– Можно подумать, вы приобретаете картину для Лувра или галереи Уффици! – с комичной гримасой произнес он. – Или собираетесь выставлять ее на престижный аукцион!
Астра прыснула, прикрывая губы рукой. Матвей сердито кашлянул.
– Да и цена на подлинник была бы запредельная, – продолжал агитацию Баркасов. – А вы, смею предположить, не Рокфеллер.
– Истинный ценитель сразу заметит, что…
– Где вы видели истинных ценителей? – перебил артист. – Времена братьев Третьяковых канули в лету. Или вы принимаете у себя исключительно отпрысков аристократических фамилий?
– Нечто в этом роде… – неопределенно выразился Матвей.
– Тем более! – расплылся в слащавой улыбке Баркасов. – Кнопф, кстати, сам был из австрийских аристократов. Его отец служил судьей в Брюгге. Там до сих пор сохранилась фамильная гробница, на которой можно разглядеть герб с грифоном. Художник считал грифона личным символом. Он обожал изображать мистических существ на своих картинах.
– А почему здесь сфинкс сам на себя не похож? – блеснула эрудицией Астра. – У него должно быть тело льва!
Комик тщательно изучил предмет обсуждения и не ударил в грязь лицом.
– Кнопф написал… э-э… женскую ипостась сего монстра, на античный манер. У сфинкса, как видите, лицо женщины – сестры художника Маргарит. А тело леопарда в средневековой символике выражает вожделение. Женщина-сфинкс приникла к юноше-Эдипу, поставила его перед выбором: наслаждения или власть.
– Юноша тоже похож на… Маргарит, – заметил Карелин.
– Совершенно верно! – обрадовался артист. – Юноша – андрогин, его преодоленная сексуальность позволяет ему близость с женской красотой без боязни поддаться соблазну. Добродетель и порок имеют одно лицо. Как не запутаться? Трагедия Эдипа проистекает из поверхностного восприятия жизни и отражает трагедию человека как такового, который, не умея или не желая познавать свои истоки, обречен на ошибки и страдания.
– Эдип разгадал загадку Сфинкса и стал царем Фив, – сказала Астра. – Но это его не спасло. Потому что собственная тайна Эдипа так и осталась за семью печатями.
Баркасов перевел удивленный взгляд с картины на нее, покачал головой.
– А вы интересно мыслите, – уважительно произнес он. – Искусство – это же откровение, которое один человек передает другому на уровне… духа.
– Перейдем к прозе жизни, – вмешался в их философскую беседу Матвей. – Сколько стоит эта копия? Я начинающий собиратель живописи и пока не усвоил все нюансы и тонкости сего почетного и… гм… весьма разорительного занятия.