Юноша с силой сжал ручку чашки, пальцы его побелели.
– Блэкторны слишком опечалены смертью сына, – сказал он, – в такое время не стоит являться к ним без приглашения.
– Но вы ведь тоже оплакиваете отца, разве не так? И если поделиться горем с близкими, это принесет облегчение.
– Консул… – начал Гидеон, бросив обеспокоенный взгляд на брата.
– Правда, жить под одной крышей с сестрой, выдвинувшей против вас обвинение в убийстве, будет… не очень удобно.
Габриэль покраснел, словно его обварили кипятком. Гидеон отшвырнул салфетку и вскочил на ноги.
– Что?! – воскликнул он.
– Ты прекрасно слышал, не сомневаюсь, – ответил Консул.
– Это не убийство, – сказал Джем.
– Я был проинформирован надлежащим образом, – не отступал Консул.
– Что же вас не проинформировали, когда Бенедикт принимал облик огромного червя? – вспылил Уилл.
Габриэль удивленно воззрился на него, будто не ожидая, что Эрондейл встанет на защиту юного Лайтвуда.
– Уилл, пожалуйста, – мягко попросила Шарлотта. – Консул, я говорила вам вчера, что Бенедикта Лайтвуда обнаружили на последней стадии астриолы…
– Ты сказала, что его убили в бою, – ответил Консул. – Но потом мне сообщили, что он просто был болен сифилисом и его, обложив как зверя, лишили жизни… несмотря на то что он не оказывал ни малейшего сопротивления.
Глаза Уилла полыхнули огнем, но его опередил Джем, который, заглушая протесты, произнес:
– Не понимаю, как вы можете утверждать, что Бенедикт Лайтвуд был убит при столь жестоких обстоятельствах? Если тела не нашли, значит, он превратился в демона, а когда испустил дух, просто исчез, как и подобает мерзким тварям. Однако убитые слуги, муж Татьяны…
– Татьяна Блэкторн утверждает, что Сумеречные охотники отправили на тот свет ее отца, а Руперта убили во время банальной драки.
– А она не забыла упомянуть, что ее мужа сожрал Бенедикт, собственной персоной? – поинтересовался Генри. – Да-да, взял и отобедал им. Мы нашли в саду окровавленный башмак – это все, что от него осталось. Со следами зубов. И это, по-вашему, несчастный случай?
– Сожрать собственного зятя – это вполне можно назвать формой протеста, – заметил Уилл. – Это подтверждает мысль, что семей, где все гладко, не бывает в принципе.
– Джошуа, вы ведь не хотите сказать, что Бенедикт был смирнее мыши и пребывал в подавленном состоянии? – вставила слово Шарлотта. – На последней стадии демонического сифилиса он сошел с ума и превратился в гигантского червя!
– Не исключено, что сначала он стал червем и только потом тронулся умом, – дипломатично возразил Уилл. – Полной уверенности в том, как все было, у нас нет.