Лили начала кашлять чем-то красно-черным. Новая медсестра — вампирша с опытом — вытерла ребенку рот и прижала руки к ее груди, стараясь прочистить дыхательные пути.
— Миссис Эмуорт? Что это?
Та покачала головой:
— Кровная линия, мэм. Мы ничем не можем помочь больной.
Лили умирала. Одна из «теплых» сестер дала ей немного крови, но без толку. Зверь, которым девочка хотела стать, брал вверх, только он был мертв. Живая ткань дюйм за дюймом превращалась в кожистую безжизненную плоть.
— Весь трюк в разуме, — сказала Эмуорт. — Чтобы стать другим существом, надо вообразить его в мельчайших подробностях. Словно картину рисуешь: нужно тщательно представить каждую самую крохотную деталь. Сама способность перевоплощаться кроется в линии Дракулы, но умение просто так не приходит.
Женевьева только радовалась, что кровная линия Шанданьяка не позволяла менять форму. Эмуорт разгладила крыло Лили, как одеяло. То больше походило на детский рисунок карандашом, различные части которого не совпадали друг с другом, несоразмерный, неестественно изогнутый отросток. Девочка закричала, ее пронзила резкая боль. Она ослепла на улицах, солнце выжгло глаза «новорожденной». Какое-то вещество сочилось из мертвого крыла, прямо из костей ног, которые крошились и трескались под слоем мускулов. Эмуорт наложила лангеты, но это лишь отсрочивало неизбежное.
— Мы поступили бы милосердно, — сказала медсестра, — облегчив ее уход.
Вздохнув, Женевьева согласилась:
— Нам нужен свой собственный Серебряный Нож.
— Серебряный Нож?
— Собственный убийца, миссис Эмуорт.
— Я сегодня вечером слышала от одного из репортеров, что сумасшедший послал письмо в газеты. Хочет, чтобы его звали Джеком-Потрошителем.
— Джеком-Потрошителем?
— Да.
— Глупое имя. Его забудут. Он останется Серебряным Ножом, навсегда.
Эмуорт поднялась и отряхнула на коленях свой длинный фартук. Пол в комнате давно не подметали. Требовалось много усилий, чтобы держать Холл в чистоте. Это здание не предназначалось под госпиталь.
— Здесь мне делать нечего, мэм. Мне надо присматривать за остальными. Думаю, нам удастся спасти глаз мальчика Чилвдэйлов.
— Идите. Я останусь с ней. Кто-то должен.
— Да, мэм.
Медсестра ушла, и Женевьева заняла ее место, встав на колени у кровати. Она взяла Лили за человеческую руку и крепко ее сжала. В детских пальцах все еще теплилась сила не-мертвых, и девочка ответила. Женевьева тихо говорила с ней на языке, которого Лили, скорее всего, не понимала. Где-то в глубине разума Дьёдонне скрывался средневеково-французский образ мысли, который иногда пробивался наружу.