И сразу оборвал свою речь обычной фразой:
— Впрочем, дорогой Сайменс, вы свободны.
В устах капитана слово «дорогой» звучало, как «паршивый» или что-нибудь в этом роде. Поэтому оно больше всего раздражало Сайменса. Он выскочил из салона с таким видом, будто у него вырвали по ошибке здоровый зуб.
На обязанность Лутатини выпало в этот день промаслить брезент с люка второго трюма. Он принес ведро с олифой и кистью и принялся за работу. Настроение у него было крайне возбужденное. Ночью, когда, по поручению Викмонда, ему пришлось сторожить у радиорубки, моментами он видел, как антенна на мачтах искрилась голубоватым свечением. Такое зрелище чрезвычайно радовало его. Казалось, что это вспыхивают слова, исторгнутые из его скорбного сердца, и невидимо пронизывают темное пространство, уносясь к далекой Аргентине. И теперь, промасливая кистью брезент, он дрожал при мысли, что его телеграмма, вероятно, дошла по назначению. Какое впечатление она произведет на родителей? Не может быть, чтобы ничего нельзя было поделать против дурацкого контракта. Отец его — законник, богатый человек, имеет обширные связи, приятель самому викарию. Он ни перед чем не остановится, чтобы выручить единственного сына из кабалы.
Лутатини, вскинув голову, посмотрел на антенну. От фок- до грот-мачты горизонтально натянутые проволоки, как черные разграфленные линии, четко выделялись на голубом фоне неба. Больше он ничего не увидел. Вспомнилось, что сейчас в Аргентине — ночь, что все учреждения еще закрыты. Следовательно, ответ можно ожидать только после обеда, к вечеру. Ему даже предвиделось, какого характера будет телеграмма. Вероятно, сам директор пароходной компании даст в ней строгий приказ: находящегося на «Орионе» Себастьяна Лутатини немедленно освободить от всех судовых работ, временно предоставить ему каюту и с первым же встречным пароходом отправить его обратно в Буэнос-Айрес. Разве так не может случиться? Вполне. И что будет с капитаном, когда он получит такое распоряжение?
Из радиорубки часто выходил Викмонд, выбритый, одетый в чистое платье. Быстрым взглядом окидывал горизонт, а потом, заговаривая с матросами, угощал их папиросами и держался уверенно, как хозяин корабля. Заметив Лутатини, он первый поклонился ему, улыбаясь, как хорошему другу.
Весеннее солнце, имея в этот период года северное склонение, приближалось к зениту и расточало нестерпимый зной. Было полное безветрие. Бескрайно распластался океан, отливающий блеском, без единой морщинки, словно покрылся тонкой, прозрачной слюдой.
На мостик поднялся Сайменс. Он взял из рубки секстант и приготовился взять высоту полуденного солнца, чтобы точно определить местонахождение судна в этом обширном водном пространстве. До двенадцати часов оставалось еще минут двадцать. Значит, он вышел слишком рано. Пришлось ждать, и он устремил в сияющую пустоту задумчиво-рассеянный взгляд.