От средины носа до средины щеки протянулась еще одна темно-красная линия, более тонкая. Ее пересекают крохотные стежки — результат работы высококлассного хирурга. В этом месте в тот момент, когда мы врезались в фонарный столб, мою щеку вспорол кусок металла, оторвавшийся, скорее всего, от крыши автомобиля.
Левая сторона моего лица испещрена шрамами, которые со временем станут совершенно незаметными. Это следы вдребезги разлетевшегося стекла машины.
Мне повезло, потому что приоткрытое окно не разнесло мне череп. Мне повезло, потому что металлический осколок не угодил мне в глаз. Мне повезло, потому что я была пристегнута, и поэтому внутренние повреждения ограничились разрывом селезенки. Мне повезло, потому что спасатель не позволил мне уснуть и впасть в кому, из которой я, скорее всего, уже никогда не вышла бы. Мне повезло, потому что я осталась жива. Одним словом, мне повезло.
Вот почему мое тело сотрясают чудовищные рыдания, которые прорываются наружу как судорожные и едва слышные всхлипывания. Вот почему в моих глазах стоят слезы. Но эти слезы не катятся по щекам.
Мне повезло. То, что я вижу в квадратном зеркале, которое держит медсестра, означает, что мне повезло выжить.
— Пластическая операция на лице прошла успешно, поэтому при правильном уходе шрамов практически не останется, — объясняет мне врач.
Медсестра уносит зеркало. Мне оно больше не нужно. В моем мозгу отчетливо запечатлелся мой новый, измененный и заклейменный облик. Он горит на моих полуприкрытых веках, подобно голографическому изображению.
— Со временем волосы отрастут и скроют повреждения на голове, — еще мягче продолжает врач.
Вместо медсестры рядом со мной возникает Джек.
— Пока волосы не отрастут, ты сможешь носить шарф или что-нибудь в этом роде, — спешит вставить он.
Я поднимаю на него глаза и осознаю, что мы знакомы меньше трех лет. Он знает меня только как женщину с длинными и прямыми черными волосами. Он, конечно, знает, что каждые два месяца я выпрямляю корни волос, но он не знает, как долго я искала мастера, который не повредил бы мои волосы, не разорил бы меня и не заставил бы часами ожидать своей очереди. Он понятия не имеет, что в поисках этого мастера я годами прочесывала салоны Лондона, иногда выбираясь и за его пределы. Он даже не догадывается, что я совершала вылазки в Лондон даже после того, как переехала в Брайтон, пока мне не посчастливилось познакомиться с Энджелой. Энджела работает на дому у клиентов, она творческая личность и великолепный профессионал.
Он не знает, что это такое — быть чернокожей женщиной, пытающейся надлежащим образом ухаживать за своими волосами. Поэтому ему легко говорить, что, пока мои волосы не отрастут, я смогу носить шарф или что-нибудь в этом роде. Он понятия не имеет о том, что мне понадобится лет десять, если не больше, для того, чтобы отрастить их до прежней длины.