— Максим дело говорит, — согласился Нардин. — Они нас все равно не выпустят. Даже без Руслана.
И все замолчали. Сразу. Потому что как ни крути, но выход рисовался очень непростой. И для того, кто останется, и для тех, кто уйдет. Хреновый выход. Очень хреновый. Человек, который останется, станет не заложником, а смертником. Руслан Вараев, запуганный Полем до смерти, сидел в дальнем углу и обнимал набитый бумагами рюкзак. Я покосился в его сторону, и он вообще сник. Уставился в каменный пол, и только пальцы нервно теребили четки. Неужели наш Вараев стал верующим? Это что-то новенькое!
— Кто?
— Жребий надо бросить, — предложил Максим, и его щека нервно дернулась. Он провел рукой по скуле и словно извиняясь, добавил: — Контузия…
— Жребий?
— Другого выхода нет.
— Жребий… — сказал Эдвард. Медленно, словно пробуя это слово на вкус.
Он вытащил из кармана разгрузки коробок спичек и достал четыре штуки. Одну спичку мы сломали пополам. Тревельян отвернулся, перемешал и выставил руку.
— Выбирайте…
Страшно ходить под пулями. Страшно лежать под минометным обстрелом. Ужасно оставаться наедине с врагом, прикрывая отход товарищей. Но еще страшнее вот так — взять и вытащить собственную смерть в виде сломанной спички. Умирать никогда не хочется. Нигде и никому.
Я выбирал первым. Протянул руку и выдернул спичку из кулака. Целая… Поль после небольшой паузы выбрал свою. Целая… Осталось еще две. Или Эдвард, или Максим. Макс тихо выругался и достал…
Короткую.
Никто не сказал ни слова. Все смотрели на короткий огрызок спички, лежащий на его ладони. Селезнев потер рукой лоб и криво усмехнулся. Щека опять дернулась, и он схватился за нее ладонью.
— Не повезло, — хрипло сказал он.
— Я могу остаться… — начал Снупи, но Максим покачал головой и отмахнулся.
— Нет, Эдвард, не надо. У каждого свой срок. У тебя еще дел на свете… Много, в общем. Жребий есть жребий. Все по-честному.
— Давайте обсудим отход, — сказал Поль. — Пешком мы далеко не уйдем…
Через двадцать минут к дому подошел Мансур Гаргаев в сопровождении пяти человек. Неподалеку прохаживались еще несколько бойцов. Я вышел на крыльцо и подошел к нему.
— Ну что, Карим? Вы приняли решение?
— Мы согласны отдать тебе Руслана. Один из нас останется с тобой.
— Кто?
— Максим Селезнев.
— Русский? — удивился он и даже скривился. — Что здесь делает русский?
— Служит. Как и все мы.
— Хорошо, — он выругался, — пусть будет русский. Где вы оставите Вараева?
— Скалу видишь? — Я повернулся и показал на выход из фьорда, где виднелась широкая песчаная отмель, украшенная камнями, и серая скала, похожая на акулий зуб.