— Вот вещи вашей сестры, — сказал я, протягивая мешок для мусора. — Это то, о чем вы думали, или нужно что-то другое?
— Пойдет. Спасибо.
Она даже не взглянула на меня. На секунду я решил, что она передумала, и у меня закружилась голова.
— С вами все в порядке?
— Я тут смотрела на дом… и вспомнила. В тот день, когда мы их нашли — Дженни, Пэта и детей, — я подобрала вот это.
Она вынула руку из кармана; пальцы сжаты в кулак, словно она что-то держит. Я протянул свою руку, в которой был зажат браслет, укрытый от ветра и от посторонних глаз. Фиона разжала пальцы над моей ладонью.
— Потрогайте его — на всякий случай, — сказал я.
На мгновение она крепко сжала браслет. Даже сквозь перчатки я почувствовал, какие холодные у нее пальцы.
— Где вы это взяли? — спросил я.
— Когда в то утро полицейские вошли в дом, я последовала за ними. Хотела узнать, что происходит. Эта вещь лежала у лестницы, прямо у нижней ступеньки. Я ее подобрала — Дженни не понравилось бы, что она валяется на полу. Я положила браслет в карман пальто. В нем дыра, так что он завалился за подкладку и я про него забыла, а вспомнила только сейчас.
Ее голос звучал тихо и невыразительно; нескончаемый рев ветра нес его прочь, вдавливал в бетон и ржавый металл.
— Спасибо. Я им займусь.
Я обошел машину и открыл дверь со стороны водителя. Фиона не шевельнулась. Лишь когда я положил браслет в конверт для вещдоков, аккуратно его надписал и опустил в карман пальто, она выпрямилась и села в машину. На меня она по-прежнему не смотрела.
Я завел двигатель и выехал из Брокен-Харбора, объезжая ямы и куски проволоки. Ветер по-прежнему бил в окна словно кувалда. Все оказалось так просто.
* * *
Площадка, где стояли фургоны, находилась дальше от берега, чем дом Спейнов, — может, на сто ярдов севернее. Когда мы с Ричи брели в темноте к логову Конора Бреннана и обратно — уже вместе с Конором, уже закрыв дело, — то, наверное, прошли там, где стоял фургон нашей семьи.
В последний раз я увидел свою мать именно у этого фургона, в наш последний вечер в Брокен-Харборе. Отъезд наша семья отметила праздничным обедом в «Уилане». Я быстро сделал пару бутербродов с ветчиной и уже собирался идти на берег, к друзьям. В песчаных дюнах мы закопали фляжки с сидром и несколько пачек сигарет и обозначили тайник, привязав к стеблям тростника синие пластиковые пакеты. Кто-то обещал принести гитару; родители сказали, что я могу гулять до полуночи. В фургоне висел аромат дезодоранта «Мускус рыси»; солнечный свет бил в зеркало так, что мне приходилось смотреть в него сбоку, чтобы уложить намазанные гелем волосы в аккуратные иглы. На кровати Джери лежал ее открытый чемодан; половина вещей уже была упакована. На постели Дины валялась белая шляпка и солнцезащитные очки. Где-то смеялись дети, а мать звала их ужинать; вдалеке по радио играла «Every Little Thing She Does Is Magic»; я тихонько подпевал — новым, уже сломавшимся голосом — и представлял себе, как Амелия откидывает с лица волосы.